Медитативная музыка, тоже кстати Машкино ноу-хау, как всегда расслабляющее действовала на уставшего Мастеркова.
Полулежа в кресле, развернутом к окну, он пил сладковатый дым сигарет, когда за спиной раздалось деликатное покашливание.
- Ну я же просил, никого не пускать. – Вся медитация теперь насмарку.
- Да вы не волнуйтесь, Фёдор Петрович, я много времени не займу, надоедать не приучен.
Мастерков окинул взглядом докучливого посетителя, просочившегося таки в кабинет. Маленький роста, корявый, с всклокоченной, сальной шевелюрой и хитроватыми лукавыми глазками, он не внушил чиновнику ни малейшей симпатии.
- Ну и кабинетец, скажу я вам! Хоромы! – произнес вновь прибывший, осмотревшись. - Нужно посетителям мотороллеры выдавать, для удобства перемещения и экономии времени. Или, хотя бы, велосипеды.
Мешковатая, бесформенная и порядком измятая одежда наводила на мысль, что владелец использует ее в качестве спального мешка. А джинсы так и вовсе порвались на коленях и неряшливо улыбались, обнажая смуглую кожу.
Фёдор Петрович принюхался. Хорошо хоть, не воняет.
- Вообще то, у меня обед.
- Еще десять минут, уверяю вас, мы успеем.
Вот наглец! Теперь уж точно – вон!
- Я занят! Выйдите в коридор. – И он гневно посмотрел на посетителя.
- И чем, позвольте узнать, вы так заняты? - Парировал тот, не отводя взгляда внимательных глаз.
- Я… - Тут Мастерков почему-то осекся, что не случалось с ним довольно давно. – Ну хорошо, как фамилия?
Маленький человечек явно удивился.
- А это имеет значение? Сегодня одна, завтра другая, тоже мне константу нашел.
- Вы записывались?
- Ах, это… К вам же просто так не попадешь, большой человек. Да, записывался.
- Фамилия? – повторил чиновник.
- Ноубаденко.
Почему-то Фёдору Петровичу очень захотелось, чтобы такой фамилии не было в списке, но она, увы, нашлась.
- Так. Ноубаденко. По жилищному вопросу. – Мастерков облегченно вздохнул. – Так вы бомж?
- Кто, простите?
- Лицо без определенного места жительства.
- Вранье! - Возмутился он. - У меня полно места для жительства, ведь я гражданин Универсума.
Что за бред? Мастеркова охватили смутные сомнения, касательно психического здоровья человечка.
- А чем же вы занимаетесь? Не обижайтесь, но, честно говоря, вы очень похожи на бродягу.
Тут оборванец заулыбался во весь рот и радостно закивал головой.
- Точно, точно, бродяга! А я все никак не мог вспомнить это слово! Ну, конечно же! И не просто бродяга, а канатоходец!
Вспомни, это как в детстве…
Крошечный самолет натягивает тонюсенький белый канат в самом синем небе, а ты, задрав голову, смотришь и удивляешься, как он там крепится.
И думаешь, вот бы здорово было побродить по нему, только страшно.
Минута, и он разорвется на мелкие части, а вскоре и вовсе исчезнет, растворившись в мохнатой гряде облаков.
Лучше всего, конечно, бродить над морем. Потому что, если вдруг не удержишься, не так больно падать в это живое, шевелящееся лоскутное одеяло.
Оно сшито из маленьких, бесконечных холмиков волн и окрашено яркими солнечными лучами.
И на ощупь, наверняка, как перина…
- Я умею по нему ходить. Не буду врать, это тяжело. Держать равновесие, не давая шальному ветру сбить тебя с ног и задевая головой тучи. Главное - не бояться. Тогда забудешь обо всем, что осталось внизу. И тогда, тебе откроется другая красота. Она есть. Она такая…слов не сыщешь, да и не нужны они! Хочешь, научу тебя?
- Но я же никогда не пробовал! – Фёдор Петрович зажмурил глаза и перед ним замельтешили белыми нитями целых два, почему-то, каната, скрещенных в темном небе. Ага, один для него, другой, наверное, для маленького человечка. Только вот одеяло внизу подстелить забыли. Вместо него предательски поблескивал свежий асфальт. – А если ты не удержишь равновесие и…упадешь?
- Не упаду! Я ведь бродяга! И ты не упадешь, главное, верь!
Мастерков замотал головой.
- Нет, не верю, страшно! – И открыл глаза.
Тьфу ты, что за наваждение, и привидится такое! Срочно в отпуск.
– Так на чем мы остановились?
- Мы остановились на том, что ты, Федя, давно уже и в полной мере потерял страх. И ведешь себя просто отвратительно.
Фёдор Петрович на минуту потерял дар речи. И нужно сказать - было от чего. Сначала канаты эти, а теперь ему, Мастеркову, тыкал какой-то оборванец, да еще в его собственном кабинете.
Положительно, этого просто не может быть!
Бродяга тем временем продолжал.
- К тебе же люди приходят, верят, надеются до последнего, а ты… - Тут человечек обругал Мастеркова словом совсем уж непотребным. – Зажрался, одно слово зажрался. Вот посмотри на себя в зеркало. Посмотри, не стесняйся! Кого ты там видишь? Что это за холеный надменный боров с кислой физиономией? Самому не противно? А семья? Что с твоей семьей? Жену оставил, сына - искалечил! Да, урод он, моральный, весь в тебя!
Никогда, никогда еще никто так не чихвостил Фёдора Петровича! И про сына откуда-то прознал.
- А вы, собственно, кто такой? – Выдавил он из себя.
- Какая разница! Ты не понимаешь? – Тут человечек театрально поднял руки. – Он не понимает! Дело не в том, кто я, а в том, кто ты.
- Я не понимаю…
- Сейчас. - Бродяга достал из кармана джинсов перегнутый пополам картонный прямоугольник и вручил Мастеркову.
- Господин Ноубаденко. – Прочитал тот витиеватые буквы, тесненные на ней. – Мастер Добрых Дел.
Вот как. Значит мастер. Добрых дел.
Абсурдность ситуации даже не позволила Фёдору Петровичу толком рассердиться.
А господин Ноубаденко тем временем продолжал.
- Фёдор, здесь только ты и я. Вот, не кривя душой, скажи, тебе не стыдно? Злоупотребление служебным положением, перманентное взяточничество, тунеядство и, что самое ужасное, равнодушие. А ведь ты не был таким! Одумайся! – Тут человечек сменил грозно-уличающий тон на более дружелюбный. - Давненько правда, но жил, жил в этом городе другой Федька. Начнем с малого. Да вот хотя бы… возьмем… твою привязанность к братьям нашим меньшим.
И бродяга ловко достал из-под полы маленькую коробку, извлек из нее возмутительно кудлатого пса и ловко усадил Мастеркову на колени.
- Ну же, погладь его! Он не кусается. – Фёдор Петрович машинально положил руку на лохматую голову собаки. Слипшиеся сосульки некогда белой, а теперь неопределенного цвета шерсти облепили лоснящуюся от грязи морду, практически целиком лишая псину возможности кругозора. Собака тихонько тявкнула и лизнула его руку шершавым теплым языком.
- Ну же активнее! - Подбодрил мастер начинающего кинолога. – Пес откликается на кличку Лампастер, доброжелателен и неприхотлив в быту. С собачкой, значится, определились. Что у нас еще осталось? Ах, да!
И не давая ошеломленному Мастеркову опомниться, он водрузил себе на голову кремовый в неприятных пятнах берет, достал мольберт и еще какие-то причиндалы для художества.
- Кажется, когда-то, юный Фёдор неплохо рисовал. Почему бы, нам не возобновить занятия живописью? Начнем прямо сейчас! Портрет – дородный мужчина с великолепным породистым псом. – И он помахал в воздухе кистью. – В два счета!
Тут Фёдор Петрович сконцентрировался, собрал всю свою силу воли в кулак и решился наконец противостоять незваному гостю.
- Я, кажется, понял, кто ты такой. - Прервал он затянувшийся монолог.
- Ну, наконец-то! - Обрадовался бродяга. – А то я уже порядком подустал.
- Признаюсь честно – твой спектакль произвел на меня впечатление. Не понятно только, зачем собаку приволок. – Мастерков понизил голос. – Сколько ты хочешь?
- В смысле?
- В прямом. Хватит играть в эту дурацкую игру, мы оба знаем, как это называется. Обыкновенный шантаж. Но пока что я не услышал ничего такого, за что стоило бы заплатить.
- Кто же, кто? – Горестно, но очень злобно спросил оборванец. – Я спрашиваю кто научил тебя все измерять в деньгах?
- Сам научился! - Не менее злобно ответил Фёдор Петрович.
И чего это он с ним панькается? Не найдя ни одного стоящего ответа на этот вопрос, он, выписав Лампастеру волшебный пендель, вскочил на ноги.
- Вон! Вон отсюда! – Не колеблясь изменил он своему принципу – не повышать голос. – Убирайся отсюда! А не то охрану позову!
- Ни хрена ты не понял, Федя. – Тоскливо отозвался посетитель, подхватив на руки растрепанного пса. – Я то уйду…а тебе еще жить. Пойдем, Лампастер, нам здесь не рады.
И смешной человечек в нелепом берете, с кудлатой собакой под мышкой направился прямиком к раскрытому окну.
- Постой, куда ты? – Только и успел спросить Мастерков.
- Поздно, мы уходим!
Фёдор Петрович ринулся было за ним, но только и увидел мелькнувшие под рамой стоптанные башмаки, на пару с лохматыми собачьими лапами.
А еще - тонкие белые ссадины на прояснившемся небе.
- Сумасшедший! Что ж ты наделал, гаденыш?
Чего-чего, но такого он не ожидал.
Перед глазами замелькали строки передовиц, репортажи с места события и скандальные заголовки бульварных газет.
« Отчаявшийся проситель выкинулся прямо из окна высокопоставленного чиновника». Или, еще хуже – « Гибель человека: Мастерков – убийца?!»
Так! Нужно не фантазировать, а срочно что-то делать!
- Наташа!- Его голос дрогнул. – Никого не пускать! И вызови охрану, скорее!
Он сел, и обхватив голову руками, попытался успокоиться и сообразить, что же все-таки стряслось.
Если так разобраться, то, на самом деле, ничего страшного не произошло.
Просто, какой то полоумный бродяга решил свести счеты со своей никчемной жизнью и выбрал для этого его кабинет…сволочь!
- Вызывали, Фёдор Пет…? - бритый шкафообразный охранник замер в дверях, не договорив.
- Да, заходи, Мишань. Ты не поверишь, тут такое стряслось.
- Отчего же не поверю – поверю. Только ты не дергайся, сиди спокойно.
- Не понял? – Мастерков даже привстал в кресле.
- Сейчас поймешь.
Никогда бы не подумал, что махина весом под сто двадцать килограмм может так быстро передвигаться. В два прыжка охранник оказался возле него.
- Ой! – От удара потемнело в глазах, и Фёдор Петрович сложился вдвое, беззвучно шевеля губами. – За что?
- Сказали же тебе, не дергайся, тварь. – Человек-шкаф приподнял его за шиворот и ударил еще раз, разбив нос и отбросив назад в кресло. – Ты чего, падла, в этом кресле делаешь? Куда ты шефа дел, бомжара?
- Это же я, Мишаня ты чего?
- Я спрашиваю тебя, где Фёдор Петрович? – Тут охранник узрел открытое окно и следы подошв на подоконнике. – А-а-а! Туда?
Он схватил Мастеркова, поволок к окну и, сдавив железобетонной ручищей его шею, наклонил головой вперед.
- Туда? Говори!
- Да нет же! Он сам прыгнул. Бродяга! – пролепетал вконец перепуганный чиновник.
- Сам говоришь? Сейчас милиция приедет – ты по-другому запоешь. А пока что – отдохни. – И верный Мишаня приложил свой дубинкоподобный кулак к уху Фёдора Петровича, отправив его тем самым в продолжительный нокаут.