Как говорила одна одесситка: «Покупать легко. Трудно только платить».
Как же была организована торговля в Одессе? Не секрет, что у Одессы долго не было её нынешнего названия. «Место, куда собираются сержанты и старшины в торговые дни» — вот то гордое и высокое имя, которое носил наш город на военных картах. И действительно, если, к примеру, Флоренция представляла собой непрерывную череду перетекающих друг в друга анфилад, балюстрад и колоннад, то Одесса была одним большим непрекращающимся базаром.

И лишь в 1795 году этот базар был назван городом, город был назван Одессой, и великий Деволан приступил к его планировке, которая вскоре была признана градостроителями всего мира «самим совершенством». До сих пор архитекторы ломают голову, как такое удалось Деволану.
Так вот, вначале Деволан с помощниками долго ходил вокруг да около сплошных торговых рядов, именуемых Одессой, прикидывая, как же всё-таки тут строить город?
И вдруг его осенило!
Да, это Деволан первым понял: нельзя нарушать гармонию и разрушать великолепие, то есть трогать одесские базары! Надо строить между ними, на свободных местах. И тогда между уникальными по длине, пропорциональными по ширине и идеальными по прямизне торговыми рядами появилась знаменитая прямоугольно-сетчатая планировка кварталов города. Так в Одессе алгебра архитектуры была проверена гармонией базаров.
Но базары, как правило, решали проблему пищи физической. А одесситам, и особенно одесситкам, хотелось подумать о пище духовной, то есть дать пищу, причём, для глаз и повод для разговоров мужчинам — «А то эти мужики болтаются по городу без дела, а это чистое расточительство!».
В общем, женщинам хотелось выглядеть на все сто, а заплатить за это раз в десять меньше. Для этого шли в «Красные ряды» Александровского проспекта. Там купцы торговали, как сегодня гламурно говорят, «шмотками» от турецкого шёлка до английской умопомрачительной шерсти, не говоря уже о бельгийских кружевах, которые, по правде, мало кто видел, и не потому, что то был секретный товар, а исключительно по причине, что одесские дамы нашивали те кружавчики в таких секретных местах, куда мужская часть Одессы не допускалась, но пол-Одессы побывала.

Но кроме того к началу 1802 года в Одессе появились торговые дома графа П. Потоцкого, С. Зафири, К. Россини, барона Безнера, Ван-дер-Шкруфа и др.
Одесса процветала, не обращая ни малейшего внимания на всякие экономические фигли-мигли, как в Одессе называли общие кризисы капитализма и феодализма. Капитализм и феодализм недоумевали и даже поинтересовались у одесситов: как это им удаётся? А никаких фиглей-миглей здесь не было. Ещё в 1817 году Одесса объявила себя «порто-франко», то есть «свободной гаванью». Это значило, что в черте города разрешалось продавать и хранить импортные товары без обложения пошлиной (как будто кто-то её платил, но если кому-то приятно думать, что платил, — это его право).
Итак, с введением порто-франко в городе стала бурно развиваться торговля, что имело, несомненно, свои отрицательные стороны. Так, в Одессе фантастически выросло число торговых работников и совершенно не рос пролетариат. В связи с этим, никак не росло политическое сознание масс. Всё это могло иметь необратимые последствия.

Такое положение сохранялось вплоть до 1859 года, потому что именно в этом году в Германии наконец вышла работа Карла Маркса «К критике политической экономии», в которой он убедительно доказал всю пагубность богатства. Доверчивые одесситы, которые привыкли, что из Германии к нам поступает только доброкачественный товар, со всей ответственностью прочли и этот исторический труд, прониклись его идеями и в том же году отменили своё порто-франко. Причём, по примеру капиталиста Энгельса, за счёт которого всегда жил марксист Маркс, они попытались отдать свои деньги бедным, но попали в весьма затруднительное положение: в тот период бедных в Одессе не оказалось.

Однако отмена пресловутого порто-франко и бурный рост политического сознания пролетариата вскоре исправили это положение.
И раз уж сегодня зашёл разговор об одесской торговле, то надо бы по секрету приоткрыть некоторые её секреты (хотя какие секреты могут быть у одесситов от одесситов). Откроем книгу Леонида Утёсова «Моя Одесса» и заглянем вместе с ним, например, в магазин господина Кравца, в котором любой мог себе выбрать на собственный страх и вкус котелок, цилиндр, касторовую шляпу или не знающее износу канотье из панамской соломы. Вот и в тот момент, когда туда заглянул Утёсов, какой-то молодой парень подбирал себе нечто фасонистое, видимо, чтобы произвести впечатление на нежную особу на свидании. Но не станет же продавец предлагать такому цилиндр, если тот ищет чего подешевле, а отпустить его без покупки — что может быть глупее. Оценим дипломатичность переговоров.
— Вот этот картузик вы надеваете, и сразу любой банк даёт вам кредит. А ну, накиньте его на головку.
Покупатель примеряет картуз, и тут начинается волнующий спектакль, поставленный великим одесским режиссёром «практицизмом». Продавец «случайно» отворачивается, чтобы вроде как дать указание мальчику на побегушках:
— Так, значит, сгоняй на склад и принеси партию новых шляп, — говорит и молниеносно поворачивается к покупателю. Пауза, так обожаемая великим режиссёром Станиславским, и недоумение: — А где тот жлоб, что покупал картуз?
— Так это же я.
— Да нет, такой простой парень.
— Да это я. Говорю вам — я!
— Граф, ей богу, граф! Никогда в жизни не узнать. Можете в этой красоте идти на бал к самому градоначальнику.
Учитесь!
А сколько сенсационных торговых новинок ждало покупателей в старой Одессе. Например, «Мебельная торговля» Вайнштейна с Новосельского однажды потрясла Одессу, объявив о получении платяных шкафов специально для дам. Все дамы ринулись разбираться, что же это за диковина, а оказалось, что никакая то не диковина, а просто чудо: большой платяной шкаф на семь, даже восемь человек, причём, мужчин. В это трудно было поверить, многие дамы сомневались:
— Там же полки! Как же мои любчики там все уместятся.
Но у господина Вайнштейна всё было учтено:
— Мадам, полки ставятся вертикально. Плюс они ещё и звуконепроницаемые — исключительный эксклюзив!
А на Успенской обосновался «В.В. Трестер и Ко», торговавший всевозможную бумажную продукцию. Этот Трестер был готов предложить покупателям 300 сортов туалетной бумаги, что тут же породило панику среди одесситов:
— Боже, как же покупатель сможет выбрать?!
— А у нас есть примерочная, — успокоил всех невозмутимый Трестер.
В Одессе средоточием мелкой торговли были Привоз и Привозная площадь. Чего там только не было: от бессарабских и кавказских вин до сухих грибов Б. Городецкого. Пусть не было ещё «окорочков Буша» (подобный космополитизм вызвал бы негодование у украинских курей), зато склады ведущих «куриных экспортёров» Мунесса, Фишеля, Кашиха, Метаксы и Монтиньяни были забиты более дешёвыми и несравненно лучшими отечественными бёдрышками, не только аппетитными, но вдобавок ещё и сексуальными. Иначе зачем бы полмиллиона их ежегодно заказывала только Франция, а там на бёдрышки понимают.

А как вы полагаете, кто подсказал Льву Толстому фразу «Всё смешалось в доме Облонских»? Не Лев ли Кантор, в чьём торговом доме № 61 по Новорыбной смешались голландская сельд, нежинские огурчики, индийский мускат, полесские орехи, львовский хмель, а лавровый лист реализовывался почему-то вместе с сапожной мазью. Такое вавилонское смешение могло бы удивить и Льва Толстого, и его Облонских, но ни в коем случае не одесситов, которые смешению не удивлялись, а им упивались.
И это мы только о Привозе. Но городские магазины никогда ему ни в чём не уступали. Один только дом Дофине (угол Ришельевской и Греческой), во-первых, приютил «Детский рай», действительно рай игрушек. Во-вторых, «Обувь» Ш. Бейма, где туфли подбирали не только по размеру, но и по звуку, потому что фасонистая обувь обязательно должна была быть со скрипом. А чего стоили (ладно, о стоимости умолчим) модные корсеты в магазине мадам Берлинерблац! Они делали фигуру такой, что фигуры, на которые их примеряли, сами были не прочь получить плату, хотя бы в виде поцелуя от кавалера. А меха из магазина Ивана Ставро, оказавшись на плече, сразу начинали вести себя возмутительно: вдруг начинали играть и резвиться, как норка или чернобурка, счастливые, что обретают новую хозяйку или хозяина.

Да уж, продавать, но особенно покупать, было особым коньком одесситов, особенно в предновогодние дни. Всё объяснял основной экономический принцип, изобретённый в Одессе: «Купить не куплю, но поторгуюсь с удовольствием». Так было тогда, и, дай бог, чтобы так было в Одессе всегда.