-Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
-Мусечка, вы бы шоколад в мясорубку еще с фольгой засунули! И зачем вам мясорубка, когда есть терка?

-Розалия Моисеевна, вы такая умная, что у вас скоро мозг пойдет носом!
И шо вы все время смотрите в чужие стороны, когда у вас борщ?
Варите свой борщ и я вас не спрашиваю.

-Муся, Розалия Моисеевна права, шоколад надо поломать на кончики, а потом тереть на терке, зачем тебе мясорубка?

-Ну, так я ей и говорю, зачем ей мясорубка, только ваша Муся это не Муся, а какой-то бендюжник, кричит и хамит пожилой женщине.
-Розалия Моисеевна, у вас борщ, идите его солить и не думайте, что вы самая умная, а вокруг мебель!

-Вот видите, она опять, ваша Муся! Приличные родители, надо же...

-Мама я хочу какать!

-Левочка, подожди, я тру шоколад, у меня грязные руки.
-Мама я хочу какать, я сейчас покакаю прямо на половик!
-Муся, идите усадите ребенка в уборную, вы что боитесь измазать шоколадом его дрек?

-Я только позавчера выбивала половик!

-Мама я хочу какать! Мама я хочу какать!

-Оу, Муся, иди уже усади Левочку, я потру твой шоколад!

-Семен Иммануилович, вы что опять в уборной? Выходите, тут ребенок хочет!
-А почему вы думаете, что я не хочу? Я только зашел!
-Так вы всегда хочите, а ребенок только иногда. И вы уже со вчерашнего дня там живете и не выключаете за собой свет!
-Мама я хочу какать!

-Семен Иммануилович, если Левочка покакает на половик, вы сами будете его нести в химчистку, выходите из уборной, я вас умоляю!

-Ша! Я уже выхожу! Я так не могу, тут не дают спокойно жить и умереть!
Это же не возможно!

-Семен Иммануилович, тут после вас мухи летают мертвыми и не жужжат! Что вы такое кушали, Семен Иммануилович?

-Муся, когда вы будете ходить в уборную фиалками, я вам сразу сообщу, а пока не делайте мине беременной голову и усадите уже своего Левочку какать!

-Муся, тебе тереть весь шоколад или половину?!

Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Мясоедовской.
Муся Шнейдерман и ее мама Хана Абрамовна готовили шоколадный пирог, Розалия Моисеевна варила свой борщ, а Левочка, сын Муси и внук Ханы Абрамовны хотел какать.

Именно в это обычное утро коммунальной квартиры номер четыре, сын Розалии Моисеевны, Йося, вошел в парадной майке белого цвета и в синих тапках на ногах на кухню и сказал:
-Мама, вы как хотите, но я так больше не могу, мама!

-Ай, Йося, не делай мине голову, ты видишь я занята и варю борщ?
-Я так больше не могу, мама, и я хочу сказать, шо я женюсь.
-В смысле ты так больше не можешь и хочешь сказать, шо ты женишься?
-Мама, прекратите повторять моих слов! Я именно это и хочу вам сказать! Мне двадцать шесть лет и я имею право!
Розалия Моисеевна положила ложку на стол, выключила газовую конфорку и тяжело опустилась на табурет.
-То есть ты женишься?
-Да, мама, я женюсь.
-То есть ты вот так вот женишься на женщине?
-Да, мама, я решил. Я женюсь на женщине, потому, что на мужчине никто не женится.

-Это еще как сказать -,вклинилась в разговор Муся.

-Муся Шнейдерман, если ты не замолчишь свой рот, я сделаю тебе первую группу инвалидности вот этим борщом и мине не будет жалко полкило говядины, которые там плавают!-парировала Розалия Моисеевна
То есть ты, Йося, все решил?
-Да, я все решил, мама, и даже не спорьте.
-То есть ты все решил, Йося, а мама может уже ничего не решать? И кто эта шикса, что ты на ней решил?
-Ну, почему сразу шикса, мама? Она хорошая девушка с работы.
-Хорошие девушки не работают на трикотажной фабрике.
Там работают шиксы, а хорошие девушки сидят дома и жду пока на них женится хорошие мальчики из приличной семьи.
-Но мама, она правда очень хорошая, мы ходили с ней в драмтеатр и в горпарк кататься на карусели и кониках! Ее зовут Танюша Гапоненко, она живет в общежитии, она…
-Ша! Вы слышали? Гапоненко! Ее зовут Гапоненко из общежития!
Мы Фельдман, а она Гапоненко! Конечно, она хорошая, она очень хорошая! Она видит стоит неженатый мальчик из хорошей семьи, воспитанный и одетый в приличную рубашку, так она сразу охмурила и сделал себе личную жизнь!

-Мама, подожди...

-Так мало того, этому шлимазлу больше не нужна мама, которая всю жизнь только и делает, что его любит как свою жизнь и здоровье, одевает как английского лорда, делает гефелтифиш, который не пробовал сам Леонид Ильич, так зачем ему любить такую маму, когда у него есть Гапоненко, гойка, которая ходит в драмтеатр и катается на кониках!

-Мама, ну хватит играть театр, ты же не в кино! Я женюсь и все!
-Значит я умру. Иди женись, делай что хочешь, на Гапоненке, на Шмапоненке, хоть на негритоске из колоний, мне все равно, я умру и у тебя не будет никакой мамы и тебе будет хорошо.

-Мама!-неожиданно твердо произнес Йося.-Я женюсь. Все. До свидания.

На свадьбе Розалия Моисеевна не произнесла ни слова. Когда гости начали расходиться, она молча встала, и поджав губы удалилась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, поэтому так и не увидела, как молодожены уезжали в общежитие, где решили жить после свадьбы.

Несколько раз Йося с женой пытались утрясти конфликт, приходили в гости к Розалии Моисеевне, но она только молчала и не притрагивалась к принесенному торту.

Йося очень переживал, удивлялся неприступности мамы, а потом, с горечью констатировал факт того, что она сдавать позиций не собирается и визиты прекратил.

-Муся, вы бы поговорили с Розалией Моисеевной, это же надо устраивать такую трагедию из Гамлета, Йося так переживает, так переживает, что даже похудел и плохо кушает, говорила Зина Хаскина.

-А что я могу сделать? Это же не женщина, а железный Феликс. Можно подумать у нее не один сын,а целая футбольная команда «Черноморец»...

С Розалией Моисеевной о сыне никто заговаривать не решался, обходя деликатную тему, а сама она при упоминании его имени мрачнела и принималась нарочито громко звенеть тарелками.

Прошел почти год. Был теплый майский вечер. Возле гаражей играли в домино Зелик Абрамович, Боря Лифшиц и Вася Калюжный.

Мальчишки галдели, сидя на пожарной лестнице. Зина Хаскина громко рассказывала что-то по большому секрету жене доктора Шварца Гите Самуиловне, а сам доктор Шварц читал газету на балконе и слушал как дудит репетицию Шуберта на трубе за стеной Сема Зильберман.

Но вдруг двор словно накрыло ватой. Звуки стихли. Костяшка домино застыла в воздухе, зажатая в ладони Васи Калюжного, мальчишки, как по команде перестали галдеть и замерли, раскрыв рот, Зина Хаскина споткнулась на полуслове, а доктор Шварц прекратил шелестеть своей газетой.

Даже труба Семы Зильбермана что-то невнятно продудела и замолчала.

Розалия Моисеевна, вешавшая на веревку пододеяльник, удивленно оглянулась и увидела в арке дома своего сына с женой. В руках Йося держал большой сверток, перевязанный голубой лентой.

Под гробовое молчание, переминаясь, Йося нерешительно приблизился к маме:
-Вот, мама. Я так больше не могу и хочу сказать. Хоть ты и может этого не хочешь, но это твой внук Миша, который мой сын. Просто Таня говорит, что ты должна на это посмотреть и познакомиться, потому что вы родственники.

Розалия Моисеевна молча взяла сверток из рук Йоси и заглянула в него.

-Миша?

-Миша. Но если ты не хочешь знакомиться, то он не виноват.
Розалия Моисеевна плакала.

-Мама, прекратите плакать, мама почему вы плачите?

-Идите в квартиру, я напеку оладушки, что вы проглотите язык и все зубы....

-Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
-Танюша, так порубайте мосол, кто же ложит в мясорубку мясо с мослами, я вас умоляю!

-Муся, смотрите в свою сторону, вас забыли спросить!
- Так Муся права, Таня, мясо надо порубать : сказала Розалия Моисеевна и сняла с плиты кастрюлю с компотом.
-Мама, я хочу какать!

-Подожли, Левочка, у меня руки грязные! Это не ребенок, это цорес майне грейсе!

Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Мясоедовской.