В каждом классе всегда есть задроты-отличники, которые готовы целовать учителей в жопу,лишь бы о них говорили, что они о..ительные. Раньше, когда я учился в школе, из таких гандонов обычно вырастали комсомольские активисты, которые впоследствии мутировали в коммуняк. Кто такие коммунисты, полагаю, объяснять не нужно, потому что даже современное некстдженерэйшн видит их йобла по телевизору чуть ли не каждый день.

Кроме задрот в каждом классе есть те, кто учится так себе, ну и, разумеется, есть откровенные распез.лы, которым них.я в школе не нравится, а ходить типа надо. Распездалы обычно проявляют себя по всем человеческим параметрам охуенными человеками. На них можно положиться, они в большинстве случаев не нае.ут, не подставят и не сдадут, но вот в плане учебы они чаще всего никакие.

Сам я последние школьные годы, то есть примерно с 7-го класса (когда попробовал курить) и до 10-го (т.е. до окончания школы) балансировал на грани между распездалом и балбесом, который кое-как учится, упорно уходя в в направлении распездала. Кстати, меня сильно воодушевлял в этом отношении тот факт, что рейтинг распездала в глазах наших одноклассниц был неизмеримо выше, чем рейтинг задроты-отличника практически во всех ситуациях, за исключением, конечно же, контрольных, когда задроты торжествовали, давая дефкам списывать. В такие моменты интеллект брал верх над гормонами, но очень скоро справедливость восстанавливалась.

Иногда у распездала возникает спонтанное желание получить пятерку. Несмотря на то, что никакой логикой такое желание объяснить невозможно (ибо жизненная позиция распездала близка к философии современного падонка), такое происходит, и от этого не застрахован ни один распездал. Хуевознает, возможно, хочется испытать нечто необычное, хапнуть адреналина от сознания безграничности собственной эрудиции или просто интересно посмотреть на удивленный ебальник учительницы и на охуевших одноклассников - не могу точно сказать. У меня такое тоже несколько раз было, но сейчас я хочу рассказать о своем школьном друге.

Сергеша был классическим образцом распездала. Курил он всю сознательную жизнь и к десятому классу мог профессионально выстрелить бычком через весь сортир в точно намеченный унитаз, а затем с абсолютно скучающим видом плюнуть на то же расстояние, кучно положив харчок в этот же унитаз рядышком со своим бычком. Выглядело это очень впечатляюще, но было, я уверен, результатом долгих тренеровок. Сергеша обладал всеми характерными чертами распездала, начиная с внешности и заканчивая мироощущением. Бухал, жрал торен и димедрол, курил план - но все в меру. Вообще, я хочу заметить, что любое поколение проходит все эти вещи, так или иначе испытывая на себе все доступные на данный момент запретные плоды, но современные малолетки приводят меня в ужас и уныние тем, что они не считают все это экспериментами. Если мы бухали или курили план, то это было типа небольшое такое событие, тайная падоничья вечеря, которая запоминалась надолго именно потому, что это было отступлением от нормального образа жизни. Современные же гаденыши бухают практически постоянно и в порядке вещей. Впрочем, это уже не относится к теме данного рассказа.

Так вот. Была у нас такая учительница Русского и Литературы Лидия Федоровна. Чаще всего ее называли просто бабкой. Описать ее мне довольно трудно, т.к. у меня не сильно хорошо получается передавать характер персонажа в текстовой форме, но, тем не менее, некоторое описание бабки тут необходимо для того, чтобы оценить всю комичность ситуации, к изложению коей я скоро перейду. Бабка была на самом деле очень пожилой женщиной. Вероятнее всего, она к тому же была и коммунисткой - во всяком случае с конкретной ебоньцой, если не сказать больше. Федоровна была повернута на своем предмете. Конечно, тут нет ничего плохого, наоборот, такое отношение учителя к своему делу достойно всяческих похвал, особенно, если это искреннее стремление вбить в бошки даунам хоть крупицу знания, а не показные корчи псевдопатриота, которых во все времена навалом вокруг нас. Но бабка частенько перегибала палку и, забывая, что мы все еще дети и нам насрать на всякие там ямбы-хуямбы, она чересчур строго с нас спрашивала и слишком критично относилась к нашему поведению. Коронным номером в программе бабки была охота. Объясняю. Допустим, бабка нам что-то втирает про свою литературу, часто обращаясь к первоисточнику (т.е. зачитывая какую-нибудь очередную хуйню). Понятное дело, что большинству оно все и нахуй не нужно, но в свое удовольствие такой урок могли провести лишь счастливые обладатели мест на задних партах. Бабка видела хуево, и там можно даже было втихаря поиграть в карты пока она зачитывала свои хрестоматии. Но хуевое зрение сопровождалось у Федоровны превосходным слухом и, что самое опасное, отменной координацией движений и профессиональной конспирацией. Продолжая излагать свою муть, она, будто невзначай, медленно закрывала толстый учебник и внезапно, с точностью, которой мог бы позавидовать нинзя, метала его на манер сюрекена через весь класс точно в лоб одному из опездолов, расслабленно охуевших на последней парте когда они, похерив всякую осторожность, начинали играть в карты уже прямо внагляк и еще выяснять кто из них, мудак, мухлюет. Опытный наблюдатель, сидящий где-то на средних рядах, мог, конечно, распознать момент бабкиной атаки и убрать ебло с траектории полета учебника литературы, поэтому-то в подавляющем большинстве случаев она атаковала очень успешно. Пораженный сюрекеном опездал, под дружный смех всего класса, был обязан еще и позорно принести ей учебник обратно. В этом случае он не получал двойку и не изгонялся нахуй из класса, а его вина считалась искупленной.

Ну все, подготовительная часть моего высера закончена. Я надеюсь, что кое-как смог описать характерные черты действующих лиц и передать атмосферу сцены.

То ли в девятом, то ли в десятом классе (я точно не помню) мы добрались до В.Маяковского. Если кто-то не в курсе, В.Маяковский был рэппером начала 20-го века, по слухам имел широкую популярность в рабоче-крестьянских массах, сравнимую с популярностью фифтисент. Сочинял очень оригинальную для того времени агрессивную поебень, именуемую "акцентный стих в сочетании с вольными вариантами классических размеров — ямба и хорея". Лично я совершенно уверен, что он конкретно торчал. Бывший зек, трижды арестовывался, судя по его ебальнику, в наше время хорошо бы смотрелся в хаммере или икс-пятом.

Среди замутненной футуристической хуйни, которую он насочинял, имеется шедевр под названием "Стихи о советском паспорте". Во времена совдеповского строя и моего детства первые несколько строк из этого стихотворения знал почти каждый мудак. Школьная программа однозначно обязывала не только его выучить наизусть, но еще и выслушать массу умняков из учебника по поводу его исторической охуительной важности и значимости, написанных долбоебами-подопездовиками от литературы различных рангов.

В тот знаменательный день бабка заявила, что, дескать, на прошлом уроке она 2 часа старалась имплантировать в наши пустые головы зерна любви к высокому искусству поэзии, изрядно окрапляя их ямбо-хорейством первого советского мегарэппера и теперь она намерена проверить нет ли среди нас юных эмси. Проще говоря, она собиралась вызвать несколько человек и заставить их рассказать "Стихи о советском паспорте".

Класс неприятно замер. Мало кому хотелось выходить к доске и читать с выражением ебанутые стихи. Многие их не выучили по-человечески, потому как кокаиновая рифма не каждому по карману, некоторые вовсе решили забить на это дело, как обычно надеясь, что вызовут другого. Короче, большинство пребывало на жуткой измене пока бабка деловито открывала классный журнал чтобы выбрать первую жертву. И тут Сергеша поднял руку. У меня мелькнула мысль, что он хочет напесдеть какую-то шнягу о болящем животе или зубе и под эту лавочку съебнуть на время опроса курить в сортир. Тут же я подумал, что это слишком глупо и наглядно. Бабка хуй бы на такой примитив повелась. Она всю жизнь работает в школе и каких только хитровыебанных умников только ни видела, так что сергешина попытка была бы обречена изначально.

Заметив его поднятую руку, бабка слегка покаменела лицом. Видимо, ход ее мыслей в отношении этого одаренного ученика мало отличался от моих предположений, и она явно приготовилась пресечь его попытку съебать с опроса.

- Что такое, Сергеев? - зловещим бесцветным тоном поинтересовалась она.

- Хочу стих рассказать, - с легким вызовом ответил Сергеша.

- Какой стих?, - по инерции осведомилась бабка, в то время как ее искушенный в многолетней борьбе с долбоебами всех мастей мозг лихорадочно анализировал сергешино заявление, ища в нем возможный подвох.

- Это... ну, про паспорт, какое же еще, - конкретизировал Сергеша. - Маяковского!

Класс накрыл вакуум. Ахуели все, включая саму Федоровну, потому что такого не должно было произойти ни при каких условиях. Даже в кошмаре мне, да и всем остальным, вряд ли мог бы привидеться Сергеша, сидящий вечером над учебником литературы и заучивающий наизусть ебанутые ступеньки Владимира Маяковского, в то время как все гуляют и занимаются какой-то хуйней в свое удовольствие. Каста распездалов, к которой я гордо относил и себя, естественно, базировалась на последних и предпоследних партах. Поэтому многим пришлось обернуться, чтобы посмотреть на Сергешу. Несколько задрот-отличников повернули удивленные ебальники, оторвавшись от повторения проклятого стихотворения перед весьма вероятным выходом к доске. Многие телки разглядывали Сергешу так, будто искали у него на лбу внезапно выросший лошадиный хуй. Сам же виновник торжества гордо смотрел мимо всех. Разумеется, он не мог не предвидеть это тотальное ахуение и был к нему готов.

- Давай, Сергеев, выходи, - наконец произнесла бабка.

Сергеша бодро поднялся и запиздил к доске, упорно продолжая не замечать удивление в классе. Бабка в это время сняла очки и медленно положила их на журнал перед собой. Вид у нее был тоже несколько растерянный. Половина ее лица все еще оставалась каменной. Видимо, расширив файл подкачки из-за нехватки системных ресурсов, Федоровна, будучи машиной многозадачной и закаленной годами работы в режиме критических нагрузок на психику, разделила свои системные ресурсы таким образом, что, продолжая поиск возможной хуйни в поведении Сергеши, она одновременно решила затестить его ораторский талант. Поэтому вторая половина ее лица, отведенная системой для этой задачи в качестве графического интерфейса, теперь казалась слегонца обработанной фильтром

Стоит заметить, что учительское место в кабинете литературы имело кроме учительского стола еще и кафедру, за которой и любила вести уроки бабка. Там она находилась и сейчас, нависая над классным журналом и своими очками. Во время прошлого урока, когда она нам рассказывала о творчестве мегарэппера, бабка неоднократно заостряла внимание на том, что, читая свои тексты, он использовал крайне агрессивную манеру исполнения, богатую жестикуляцией и экспрессивными интонациями. Она зачитывала много всяких отрывков, исполняя их в стиле автора. Кафедра очень хорошо подходила для этого, а Федоровна в процессе исполнения смотрелась довольно эффектно, несмотря на свой небольшой рост и пухленькую конституцию. Очень может быть, что ее выступление на прошлом уроке явилось одной из причин, по которым распездал вдруг неожиданно (полагаю, даже для себя самого) проникся революционным рэпом Маяковского.

Выйдя к доске и заняв место неподалеку от бабки, Сергеша пару секунд помялся, скорее всего ища в себе вдохновение. Все молча ждали, первое охуение потихоньку спадало. Федоровна медленно повернула голову и молча уставилась на дебютанта, буравя его маленькими, начинающими наливаться кровью глазками. Не зря интуиция сразу же подала ей сигнал, что назревает хуйня.

В этот момент вдохновение нашлось. Сергеша, состроив торжественное ебло, уставился куда-то вдаль через головы сидящих учеников и изрек:

- Маяковский! Стих о советском паспорте!

Федоровна не шевелилась.

- Я волком бы выгрыз, - сергешина рука вдруг взлетела и скомкала несуществующую хуйню, -
бюрократизм.
К мандатам почтения нету. К любым матерям...

- Стоп! - Федоровна была в ярости. - Сергеев! Прекрати кривляться и давай сначала.

Сергеша посмотрел на бабку, нихуя не понимая в чем дело. Он, видимо, долго и мучительно дома старался и буквально возненавидел мировую буржуазию в процессе разучивания мегарэпперского текста. Проникся, так сказать, всей душой и вошел в образ.

Вторая попытка. Снова взлетела рука, комкая эфемерную хуйню или заменяя в сергешеной фантазии волчьи зубы, выгрызающие бюрократизм. С особой экспрессией он передал часть слова "мандатам", выделив часть "манда", но бабка опять его прервала, выкрикнув, что хватит ерничать и давай мол рассказывай как надо. На задних партах хихикнули опездалы.

Третья попытка. Рука скомкала хуйню, "манда", стоп!

Бабка была в ярости. Она, будучи уже на грани крика, но все еще сдерживая себя, требовала от Сергеши перестать устраивать цирк и похабить великого поэта. Тот, откровенно нихуянепонимая чего бабка к нему доебалась на пустом месте, скорее всего предположил, что он неправильно говорит текст, потому как заподозрить себя в хуевой жестикуляции он не мог. Маяковский руками махал? Махал. Интонации агрессивно использовал? Использовал. Так какого тогда хуя Федоровна к нему, спрашивается, доебалась?!

Еще пара попыток и Федоровна взревела. Сергеша, будучи пациком гордым, взревел в ответ. Уже ржали не только опездалы на задних партах, но и средние ряды.

- Да чо такое?!

- Не чокай мне, негодяй! Ты что это тут цирк устраиваешь? Маяковский - великий пролетарский поэт! Как ты смеешь издеваться!

Класс практически уже лежал. Федоровна не обращала внимания на смех ебаных недоумков и боролась за честь поэта. Но Сергешу не так-то просто было остановить.

- Все! Садись, два! И я еще родителей твоих вызову! - выкрикнула она, потрясая зажатыми в кулаке очками.

- За что два?!, - теперь налились кровью глаза у Сергеши. - Я все выучил, а вы мне не даете рассказать!

- Вон! Вон из класса!, - Федоровна побелела от бешенства.

- Короче! - Сергеша был упорен. - Я волком бы выгрыз...

И он стал рассказывать стихотворение, игнорируя рев бабки и полный пиздец в классе. Дойдя до слов "я достаю из широких штанин" (я подумал, что он сейчас скажет "залупу с консервную банку"), Сергеша театрально вывернул наизнанку карман, имитируя доставание из него краснокожей паспортины. Видно было как из кармана высыпалась кучка какого-то триппера - скорее всего табак. Но для настоящего эмси такая мелочь - не помеха, и Сергеша-таки довел дело до конца, заявив, что он - гражданин Советского Союза.

Все время пока он декламировал Маяковского бабка вопила, что он, подонок, глумится над светлыми идеалами и т.д.

Когда Сергеша угомонился, а смех в классе за малым не перешел в овации, бабка еще несколько раз беззвучно открыла рот как рыба, а потом вдруг р