В приемной творилось что-то невообразимое. Мастерков сначала и не понял, чем вызвано такое обилие людей, а когда сообразил, то пожалел о скоропалительном решении покинуть уютный ресторанчик.
Сегодня же день «хождения в народ», а вернее хождения народа к нему, тот самый ненавистный понедельник месяца, когда желающие имели возможность попасть на прием.
И почему Наташка его не предупредила, ведь сказано же было неоднократно! Положительно, пора менять секретаршу.
- Здравствуйте Фёдор Петрович!
- Ну, и чего ты мне не напомнила, что сегодня приемный день? – проигнорировал Мастерков заученно-приветливую улыбку подчиненной.
- А я думала, вы знаете…
- Если бы ты думала, то все было бы просто замечательно. По-твоему, у меня вагон времени? – Сурово спросил он.- Так его нет, зато наличествует уйма дел.
И, уже закрывая дверь в кабинет, добавил: « Никого не пускай. Пока что».
- И чего они ходят? Просят все, настырничают, будто только от меня и зависит решение их вопросов. Это не в моей компетенции – решать личные проблемы. Масштабы нужно учитывать, в конце концов, я же руководитель. На то есть специально созданные органы с конкретными целями, задачами, так нет же – лезут сюда. И потом – после них всегда такой смрад в кабинете, аж глаза режет. Хоть бы мылись предварительно. А то приедет из деревни, козлом воняет, говорит что-то, а у меня удушье начинается. Да черт с ним, с обонянием, но пристанут же как банный лист, и не успокоятся, пока всю душу не выжмут. Или дело все-таки в запахе? – запутался в приоритетах Фёдор Петрович.
Так он рассуждал, сидя в массивном царственном кресле, неспешно попивая коньяк и размышляя над суетностью просителей.
Затем он выкурил сигаретку, ослабил крупный узел галстука, немного жавшего шею, и нажал на кнопку внутренней связи.
- Запускай, что ли.
И в кабинет, не единожды постучав, вошла женщина в бесформенном свитере под горло.
Ее щеки горели, а руки, сжимавшие какие-то папки с файлами, нервически подрагивали. Еще бы - у такой то шишки в кабинете.
- Здравствуйте, Фёдор Петрович!
Сейчас будет клянчить зарплату – мелькнуло в голове у Мастеркова.
И точно – интуиция его не подвела.
- Я по поводу задолженности по зарплате.
Ну все – понеслась, на полчаса точно.
- А вы, собственно говоря, кто будете?
- Председатель я, профсоюза. Начальник наш вот уже который месяц задерживает выплаты, люди жалуются, а он отнекивается, мол денежные средства из бюджета не поступили…
Одно и то же, одно и то же. Фёдор Петрович с тоской поглядел на запыленную поверхность жидкокристаллического телевизора, встроенного в стену.
- А мы, между прочим, коммунальное предприятие, и не полностью на госфинансировании…
Включить что ли? Только звук потише сделать. Нет, неудобно. Вот оно, воспитание сказывается.
- Я и документы вот принесла, посмотрите?
- Нет, зачем же, я вам верю.
- Вы уж посодействуйте, пожалуйста. – Впервые посмотрела ему в глаза посетительница.
- Обязательно. Все проверим, разберемся, не волнуйтесь. - Мастерков водрузил на свое мясистое лицо подобие улыбки. – Но и вы поймите, я же не могу из кармана свои деньги достать и вам зарплату выдать. Средства то казенные, государственные.
- Я понимаю…Но люди же…
Тут Фёдор Петрович прибегнул к своему излюбленному приему, а именно начал с интересом изучать какие-то документы, лежащие на столе. Сие наглядно иллюстрировало, что человек очень занят.
Посетительница замолкла. Молчал и Мастерков.
Ну что ей сказать? Не объяснять же в самом деле, что начальник ее – очень хороший знакомый одного очень уважаемого человека. И никаких конфликтов с ним иметь не желательно. Пусть налоговая разбирается, или кто там еще.
Наконец-то она вышла, а на смену ей явилась, чуть прихрамывая, грузная бабушка в извечном платочке на седоватой голове.
- Ну а вам то чего дома не сидится бабулечка? Пенсию не платят? - шутливо спросил Фёдор Петрович, но встретившись взглядом с ее маленькими глазками, спрятавшимися в густой сетке морщин, почему-то осекся.
- Помощь мне нужна, сыночек. – Странно, а голос неожиданно молодой.
- Ну, что стряслось, рассказывайте.
- Сыночка моего в милицию забрали, сказали - убивец. – Тут просительница замолчала, причем надолго.
- И что же? - Не вытерпел Мастерков.
- А он не виноватый был, я точно знаю. – И снова пауза.
- Что вы от меня хотите то? – Раздражение, накатывающее на чиновника усилилось напоминанием о сыне, его собственном сыне.
Еще с утра, в ресторане, он пытался заставить себя подумать о Лешке, но получилось слабо. Мысли ускользали, а бледное лицо его наследника было размытым и каким-то не взаправдашним.
- Они его побили сильно.
- Кто они? – Не понял Фёдор Петрович.
- Эти…В милиции.
Вот как, значит на ментов жаловаться пришла. А зря, работа у них такая.
Когда Лешка попал в то ДТП, с летальным исходом они очень даже помогли. Потерпевший, слава Богу, оказался бомжем, так что вопрос уладился гладенько и довольно быстро. Только права у сына забрали, да и черт с ними, главное, что за решотку не угодил.
Хотя, этот лагерь, для… лиц, зависимых от…да чего там, перед собой душой кривить не надо, для наркоманов, тоже своего рода тюрьма. И чего только Фёдор Петрович не пробовал – начиная с уговоров и нотаций, и вплоть до физического прессинга.
Как-то раз, было, вывез за город, в посадку, и так отдубасил шлангом, поливным, что места живого на нем не было. А программ сколько всяких…Эх… только бабки выкачивают, шарлатаны.
- Не люди они, звери просто. – Выродила тем временем посетительница.
Вот пришла мать, за сына волнуется, а сама виновата - ничего ему дать в жизни не смогла. В ПТУ небось учился, в армии по распорядку дня жил, по морде получал, злость-агрессию копил, а теперь и человека убил.
А он своего – и в ВУЗ престижный поступил, и квартиру приобрел, а в каком районе, живи - радуйся. Хочешь машину – на тебе. На развлечения, девушек всяких там – никогда денежку не жалел. И что ему не хватает, не понятно.
А бабулька замолкла всерьез и надолго.
И что это за народ пошел, молчуны сплошные? Придут, и сидят - сопят. Помолчать и в коридоре можно.
- Так что вы от меня то хотите, мамаша? Ну приложили пару раз, так что теперь? Вы жалобу в прокуратуру писали?
- Одна банда.
- Зря вы так, огульно, о работе правоохранительных органов. Чуть что случится, вы куда бежите? – Строго спросил Мастерков. И не дождавшись ответа, сказал.- Правильно, в милицию. А сейчас вы наверное денег хотите, на лечение?
- Умер он. – Едва слышно произнесла бабушка.
- Как вы сказали? - Не расслышал Фёдор Петрович.
- Умер. Не нужно денег. Похоронили уж. – Ее голос предательски задрожал. – Сказали – упал, зашибся. Правды хочу.
Вот уж не хватало тут рыданий.
- Соболезную. А какого района вы говорите отделение милиции? – Рука непроизвольно потянулась к телефонной трубке.
- Центрального.
Того самого, в которое, минуя всякие там формальности, подследственность и прочую юридическую ерунду, Лешку доставили, сразу после ДТП. Рука отдернулась.
Так. Кто у нас там за старшего? Борис Акимыч, хороший мужик. Жалко конечно бабку, но сына ей не вернуть, а отношения портить, после всего, оно тоже, как-то не того…
- Так мамаша, слушайте внимательно. Вы наймите адвоката, или, если нет возможности, вам назначат бесплатного, из коллегии, и пусть составит жалобу в прокуратуру, там люди грамотные, разберутся.
- Спасибо уж.
Да, не верит бабуля в прокуратуру.
- А я со своей стороны, посодействую конечно. – Бодро добавил он. - Вы на следующий месяц ко мне запишитесь, только обязательно.
- Ага. – Только и сказала она, и похромала к выходу.
- Постойте, мы обязательно разберемся, я помогу. – Подобрались вдруг слова у Мастеркова. Но не родились, застряв в горле шершавым комком, и бабушка тихонько вышла прочь.
А на порог ступил лысоватый, с жидкими светлыми волосенками на крупной голове мужчина. Он как-то по-детски беспомощно щурился сквозь толстенные стекла очков, нелепо задирал плохо выбритый двойной подбородок и почему-то сразу вызвал у Фёдора Петровича омерзение. Неоправданное, конечно, но что поделать, не властен человек над своим настроением, которое, к слову сказать, было уже безвозвратно испорченно.
- Говорите громче, пожалуйста! – Перебил он мямлившего что-то толстяка. – И по сути.
Стрелка на часах неуклонно приближалась к спасительному обеду. А после - можно будет подвигаться немного, только свитер теплый поддеть. Правильно Машка говорит - мало он двигается. Адинамия, черт ее дери.
- Если по сути, то мне нужна единоразовая материальная помощь.
Мастерков улыбнулся, скрепил руки в замок и потянулся.
- Вы знаете, я бы тоже от нее не отказался. А на какие цели, позвольте полюбопытствовать?
- Моя супруга сильно заболела. Мы обследовались, вот тут – диагноз. - Мужчина протянул какую-то замусоленную бумажку. – Говорят, нужна операция, срочно. А я по уши в долгах. Не могли бы вы изыскать и выделить…денежные средства?
Ишь ты, слова какие знает, «изыскать» ему нужно.
- Операция сложная, дорогостоящая?
- Не очень. За границу не нужно ехать, можно тут сделать. – Виновато, точно оправдываясь, ответил толстяк. – Но бесплатно – отказываются, сами понимаете.
- Как так, отказываются? У нас, к вашему сведению, государственная медицина – бесплатная. Это означает, что при наличии соответствующих документов и исследований, подтверждающих диагноз, вам обязаны оказать…
- Знаю-знаю. – Затравленно перебил его посетитель. – Но…
Нельзя сказать, чтобы Фёдор Петрович искренне верил в бесплатность государственной медицины. Скорее, он заблуждался, поскольку напрямую с ней сталкиваться ему давненько уже не приходилось, и лечился он исключительно в частных клиниках.
- Так если знаете, то чего мне голову морочите? Вы думаете, государство выделяет деньги для предоставления их в качестве взятки докторам? И не качайте головой. Давайте называть вещи своими именами.- Мастерков уже вошел в раж, когда осунувшийся толстяк, утирая лоб мятым платком, неожиданно сдался и резко встал со стула.
- Остается только надеяться. Надеяться на лучшее.
- Да-да, будем надеяться на лучшее. Уверен, у вашей жены все будет хорошо. А ваша семья, часом, не относится к категории малоимущих?
- Справок нет. – С ходу уловил мужчина мысль чиновника.
- Жаль, очень жаль. Вы может быть, не знаете, но существует система разнообразных дотаций, субсидий и прочее, существенно облегчающих…
Хлопнула дверь, и Фёдор Петрович обнаружил, что последняя его дружелюбная реплика пропала даром, толстяк ушел.
Ну и черт с тобой! А шлейф какой, потом так и разит.
Он выключил нелюбимый почему-то кондиционер, с удовольствием открыл окно, и, вдохнув сыроватый воздух, нажал кнопочку на телефоне.
- Наташенька, скажи, что я не принимаю больше. После обеда? Возможно.