«Это капец» – Подвела я итог пятнадцатиминутному и пристрастному изучению себя в зеркале, и, протяжно втянув весенне-аллергические сопли в голову, приготовилась заплакать.
«Дзынь-дзынь» — помешал моим планам телефонный звонок, и я подняла трубку.
— Это капец. – Продублировал мою мысль на том конце провода Ершовский голос.
Я вздохнула, и мы с трубкой немного помолчали.
— Ты тоже сегодня обнаружила фотоальбом пятнадцатилетней давности, и его полистала? – издалека и непонятно начала Юлька.
— Нет, — я попыталась понять, куда она клонит. – Я просто обнаружила в зеркале страшную бабу, и стала её разглядывать.
— Ты ещё крепкий старик, Розенбом! – Восхитилась, как я поняла, моей смелостью, Юлька. – В зеркала смотришь без страха и упрёка. И объективность ещё не растеряла. Так что ты там сегодня разглядела интересного?
— Гибрид панды, обезьяны-носача и шарпея. – Честно ответила я, и с усилием втянула в голову ещё одну порцию весенних соплей. – Во-о-от такие круги под глазами, и морщины аж на ушах.
— А где обезьяна-носач?
— Там же где и всегда. Только раньше был просто носач, а теперь животное.
— Нос у тебя будет всю жизнь расти. К полтиннику знаешь какой хобот вырастет? Как у Жерара Депардье. С таким шнобелем тебе две дороги: к пластическому хирургу, или к махровым лесбиянкам.
Я чуть было не спросила причём тут лесбиянки и мой большой нос, но потом, кажется, догадалась. И затосковала.
— А я, вот, фотки старые сегодня смотрела. – Юлька всхлипнула. – Те самые, где мы в девяносто пятом твои шестнадцать лет отмечаем. И знаешь, что я заметила?
— Что нам там по шестнадцать лет, и мы свежи как майские розы?
— Ты шибанулась? – Ершова даже перестала всхлипывать. – У тебя с той днюхи ни одной фотки не осталось что ли? Какая блин свежесть с литра спирта на пятерых? И какие майские розы после тырулей твоей мамы? Я не о том. Я о волосах.
— О каких волосах?
— О густых волосах! – Взвизгнула Юлька. – У нас тогда ещё были волосы! У тебя, правда, херовые и жидкие, но зато много. А я так вообще Анжела Дэвис вылитая! Аж резинки рвались!
— Резинка у тебя порвалась двумя годами позже. – Уточнила я, вспомнив дату Юлькиных родов.
— Я про резинки для волос! – Перешла на ультразвук Ершова. – Они не выдерживали рвущейся наружу силы и густоты моих замечтательных волос! Они с треском рвались, и мои прекрасные густые волосы тяжёлыми волнами падали мне на плечи, и весенний ветер играл шёлковыми локонами…
— Ершова, — я перебила подругу, — ты чота путаешь. Не было у тебя никаких волн и локонов.
— Вот я тоже тогда так думала! – Закричала Юлька. – И только сейчас я поняла, что локоны у меня были!
— Ты тоже разглядывала себя в зеркало, мусорная куча? – Меня озарила догадка. – А мне затираешь про фотоальбомы!
— Зеркала – это зло. – Повинилась в содеянном Юлька. – А трельяжи – тройное зло. Я посмотрела на себя в формате Три Дэ, и обнаружила, что у меня под волосами просвечивает мяско!
— Какое мяско?!
— Розовое мяско! – Ершова завизжала. – Такое как у старых пуделей бывает за три дня до смерти! Три волосины, а под ними кожица! Плохие зеркала!
— Плохая перекись. – Уточнила я. – Сколько можно каждые три недели красить башку «Супер-Супрой»?
— Моя мама сорок лет красится «Супер-Супрой», а до сих пор не облысела! – Шла в атаку Юлька.
— Зато папа у тебя ничем не красился, а в тридцать лет облетел как одуванчик. Ершова, ты на маму не равняйся, у тебя папины гены. – Сказала я, подходя к зеркалу, и разглядывая свои волосы.
— Знать бы раньше… — Перестала кричать Юлька. – Глядишь, сберегла бы я свою гриву волнистую, и никогда не узнала бы, что у меня на голове есть розовое мяско…
Я молчала.
— Алло, ты где? – Заволновалась Юлька.
Я молчала. Потому что, не отрывая взгляда, смотрела в зеркало, которое с особым садизмом показывало мне розовую кожицу, просвечивающуюся сквозь мои не особо густые волосы.
— Ты увидела мяско. – Даже не спросила, а уточнила Ершова. – Такое старческое пуделиное мяско.
Я молча кивнула, а Ершова это волшебным образом увидела.
— И что будет дальше? – Через три минуты я нашла в себе силы задать вопрос.
— Ну, у меня есть три варианта: парик, бритьё налысо, и клиника Транс Хайер. – Ответила Ершова, и добавила: — А у тебя даже четыре. Потому что, когда у тебя вырастет хобот, лесбиянки и не заметят твоей плеши.
Я заухала как ночной неясыть, и с отвращением бросила телефонную трубку.

Три дня после этого я не отходила от зеркала, и пыталась замаскировать своё мяско различными замысловатыми причёсками. Мяско удачно маскировалось, но я-то знала, что это только начало, и через десять лет мне светит или парик или клиника Транс Хайер. Вариант с лесбиянками я отмела сразу.
На четвёртый день снова позвонила Ершова.
— Ненавижу тебя, лысая скотина. – Сказала я в трубку вместо приветствия. – Иди ты нафик со своими плохими вестями. Что там опять?
— Всё! – Юлька даже не скрывала ликования в голосе. – Теперь всё!
— Ты побрилась налысо? – Я даже удивилась.
— Нет! – Крикнула Юлька, и счастливо засмеялась. – На ловца и зверь бежит, как говориться. У меня на работе бухгалтерша есть. Шариком зовут. Вернее, мне пофиг как её зовут. Шарик и Шарик. Ты в боулинг играла? Шары там видела? Вот вылитая наша бухгалтерша: круглая, лысая, и три дырищи на физиономиии: глаза и рот. Она вчера из отпуска вернулась – мы всей конторой офигели: волосищи до пояса!
— Трындишь. – Не поверила я. – Даже для наращивания волос надо иметь свои три волосины. Стопудово парик.
— Ну, может, и не до пояса, — пошла на попятную Юлька. – Ну, может и фигня в десять сантиметров, и мяско всё равно просвечивает, но ведь волосы хоть какие-то!
— Клиника Транс Хайер? – Предположила я.
— Фиг! – Юлька залилась счастливым смехом. – Лучше! Дёшево, сердито, но какой результат!
— На голову ей никто не срал, я надеюсь? – Вспомнила я старый анекдот про лысого милиционера.
— Не знаю, может, и срали. А может даже и в саму голову. Бухгалтер из неё как из меня японский сумоист. Но волосы у неё выросли не от этого.
Юлька замолчала.
— Ну?! – Я обозначила в своём голосе нетерпение.
Юлька выдержала эффектную паузу, и сказала:
— Шампунь для коней.
— Чего?! – Я поперхнулась. – Для кого?
— Для коней, моя плешивая подружка, для коней. Для лошадок. Для рысаков каурых. Для игогошек. Понимаешь? Идёшь в зоомагазин, покупаешь шампунь для коней, моешь им голову – и через неделю у тебя рвётся резинка!
— Оптимистично.
— Для волос резинка, дура. В общем, слушай и записывай. Тебе нужен лошадиный шампунь с дёгтем и коллагеном. Не дрейфь, как на идиотку на тебя никто не посмотрит. Щас все бабы Москвы ломанулись покупать этот шампунь, так что продавец в зоомагазине даже не удивится. А может, ещё чего полезного присоветует.
— Ершова. – После небольшой паузы ответила я. – Если ты мне сейчас изощрённо мстишь за то, что я про тебя рассказы в Интернет пишу – лучше признайся сразу. Пока я не купила лошадиный шампунь с коллагеном.
— Я тебе уже отомстила. – Беспечно отмахнулась Юлька. – Платье своё помнишь, зелёное?
— Моё счастливое платье?!
— Его больше нет. А вот нефиг потому что меня позорить. Но сейчас я тебя простила, и желаю только добра. Купи шампунь. Контрольный созвон через неделю.
Трубка запищала короткими гудками, а я, замаскировав свои залысины жидкой чёлочкой, и зафиксировав её лаком для волос «Тафт, ниибическая фиксация на три года», пошла в зоомагазин.

— Шампунь для коней есть? – Стараясь придать своему голосу твёрдость и безразличие, спросила я у продавщицы собачьего корма и кошачьих туалетов.
— Себе берёте? – Проницательно посмотрела на меня продавщица, и явно догадалась, что я не владею конюшней с арабскими скакунами.
— Ну-у-у… Как бы не совсем… Как бы просто так… — Я палилась, и тянула время.
— Значит, себе. – Продавщица внимательно посмотрела на мою причёску, и кажется, догадалась, для чего мне понадобилась чёлочка. – Вот с коллагеном, вот с дёгтем. Вам какой?
— И с тем, и с другим. По два флакона каждого. – Я поняла, что в данном случае с продавщицей надо быть откровенной как с адвокатом. – У меня плешки.
— Угу. - Зоопродавец склонилась над кассой, и застучала по клавишам. – А крем для копыт приобрести не желаете?
Я с горечью поняла, что зря открыла душу этой скотине. Она сейчас издевается.
— Заворачивайте вместе с мазью от лишаёв и таблетками от глистов. Нам, лысым людям, всё пригодится. – В эту фразу я вложила всю свою обиду.
Продавщица подняла на меня глаза, и захлопала ресницами:
— Просто девочки обычно берут с шампунем и крем для копыт. Говорят, от морщин помогает хорошо.
«Продавец тебе полезного присоветует…» — эхом всплыл в голосе Ершовский голос.
«Бери крем для копыт, мурло морщинистое!» — присоединился к Ершовскому голосу мой внутренний.
— Хочу крем! – Озвучила я вслух своё желание, и оно мгновенно осуществилось.

Памятуя о заслугах академика Павлова перед Родиной, я решила вначале опробовать шампунь для коней на своей собаке. К вечеру собака не облысела, не покрылась волдырями и не сдохла. И я продолжила эксперимент уже с котом. Утром кот вышел на балкон, и ломанулся вниз с четвёртого этажа. Я никак не связала это с действием шампуня, потому что кот падал с балкона уже восемь раз, и ничего удивительного в его поведении не было. Пришла очередь мыться самой.
Шампунь неприятно пах, и плохо мылился. Поэтому я вылила на голову две пригоршни, и пятнадцать минут втирала полезное вещество в своё мяско. Для верности я ещё полчаса посидела в ванне в полиэтиленовой шапочке, чтобы дать шампуню напитать мою лысину активными веществами. То, что лысина ими напиталась уже до сблёва – я поняла по тому факту, что башка под шапочкой стала неимоверно чесаться.
«Это новые волосы пробивают себе дорогу» — с удовлетворением подумала я, и смыла шампунь.
Аккуратно обернув голову полотенцем, я достала крем для копыт, и намазала проблемные места на лице. И стала ждать результатов.

Результаты появились за один день до контрольного созвона с Ершовой, и были неожиданными. То, что я поначалу приняла на новые и очень густые волосы на плешке – оказалось пикантной болячкой, которая к тому же чесалась как сука. Морщины тоже никуда не делись, зато, как и было обещано, новые волосы у меня действительно выросли.
На лице.
Трясущимися руками я трогала своё лицо, ощущая под пальцами шелковистую поросль.
Такая же поросль, но погуще, угнездилась в моём носу, и под ним. Так же у меня выросли бакенбарды и борода.
Перед глазами пробежали многочисленные кадры из фильмов: герой падает на колени, простирает руки к небу, и громко кричит: «Но-о-о-о-оу-у-у-у-у-у-у-у-у-у!», а камера улетает на высоту стоэтажного дома, чтобы какбэ показать нам всю глубину страданий человека, оставшегося один на один со своим горем.
Очень захотелось уподобиться голливудским страдальцам, но я ограничилась звонком Ершовой.
— А-а-а-а-а-а-а-а! – Закричала я, услышав на том конце провода Юлькино «Аллё». - Чтоб тебе инвалиды в метро место уступали! Чтоб тебе всю жизнь на своём хлебокомбинате работать! Чтоб ты жила на одно пособие матери-одиночки!
— Ты не купила шампунь? – Спокойно спросила Юлька.
— Я купила всё, включая крем для копыт!
— И чо орёшь? – Ершова откровенно не понимала ширшины моего горя. – Волосы не выросли что ли?
— Выросли! Но не там!
— Подумаешь, — Ершова фыркнула. – Мотня «а-ля семидесятые» снова входит в моду.
— Да не на п***е выросло! – Я потихоньку справлялась со своими эмоциями. – У меня весь фейс заволосатился! У меня усы! У меня борода! У меня вот такущие пучки из носа торчат!
— Эх нифига себе! – Восхитилась Юлька. – Это тебе теперь даже красится не надо. Утром встала, по фейсу расчёсочкой провела, усики подкрутила – и вперёд!
— Я тебе блин подкручу усики, карлик с алопецией! Я тебе по фейсу проведу расчёсочкой, зоофилка! Я тебя кремом для копыт забью насмерть, булошница!
Я заплакала.
— Не реви. – Ершова виновато запыхтела. – Это у тебя побочный эффект. Это не навсегда. Ты просто передознулась. Сколько капель шампуня на литр воды ты разводила?
— Чего? – Я перестала плакать. – Какие капли на что?
— Я спрашиваю, как ты разводила этот шампунь?
Внутри меня что-то заклокотало:
— Разводила?! Разводила шампунь водой? А ты, скотина, мне хоть что-нибудь про воду говорила?
— А что, нет? – Прикинулась валенком Юлька. – Ой, как неудобно получилось.
— Неудобно тебе скоро будет на доске с колёсиками ездить, руками от асфальта отталкиваясь, как побирушка в метро. Я ж тебя пополам перекушу.
— Виновата. Виновата, каюсь. – Ершовой явно было стыдно. Что меня успокоило. Стало быть, она не мстит мне за рассказы в Интернете. – Ты только ничего не сбривай. И на улицу не выходи пока. А если выйдешь – не рассказывай никому, что это я тебе шампунь присоветовала. Я к тебе завтра приеду, привезу крем.
— Для копыт?! – Я взвыла.
— От волос на п***е. Но для твоего лица тоже сойдёт. Вы обе всё равно на старую помидорку похожи.

… Через неделю, когда с моей головы отвалилась последняя болячка, а с лица сошли страшные красные пятна, оставшиеся после эпиляции кремом для п***ы, мой телефон пропел «Подруга подкину проблему, с*ка!», и я подняла трубку:
— Чего тебе?
— Ничего. – Обиделась Ершова. – Звоню узнать как там твоё лицо поживает.
— Вашими молитвами.
— Всё так херово? – Ершова поняла меня правильно.
— Было хуже.
— Ну тогда и не прибедняйся. – Ершова дала понять, что тема закрыта, и продолжила: — Как у тебя с зубами?
— Все двадцать восемь пока на месте.
— А какого они у тебя цвета?
— А какого они у меня цвета, если я курю по пачке «Русского Стиля» в день, и выпиваю по пять чашек кофе?!
— Фублин. И как ты с этим собираешься бороться?
— Ершова…
— Что Ершова? Ты не ори, ты только послушай. Есть у меня на работе одна баба. Зовут её Чёрный Клык. На самом деле, мне пофиг как её зовут. Чёрный Клык и Чёрный Клык. Все зубы чёрные у неё были. И тут она приходит из отпуска – и мы всей конторой офигели: она лыбицца, и ажно глаза слепит от белизны! В общем, нам надо немедленно купить…

Я положила трубку, и выключила телефон.
(с)