Это рассказ о том, как ошибки наших близких иногда совершенно неожиданно
приводят к очень даже положительным результатам.
Было это где-то в середине семидесятых годов прошлого столетия...

... - Вася! Мы пошли, а то уже опаздываем, - крикнула из коридора
мама. - Не забудь по дороге в школу отправить Машино письмо. Конверты
и марки - в серванте. Ты адрес знаешь?
- Да знаю, знаю! Наизусть помню, - крикнул в овет Вася. - Каждое
воскресенье по телевизору бубнят, - добавил он вполголоса, не отрываясь
от чтения.
Тут кто-то дёрнул его за рукав. Вася обернулся. Перед ним стояла
упакованная для зимнего похода в детский сад младшая сестрёнка - этакий
колобок из валенок, шубеек и шапочек, перепоясанный крест-на-крест, как
петроградский матрос пулемётной лентой, широченным пуховым платком.
- Васенька, ты отправишь мой рисунок, правда? - глухо пропищала она
из-под шарфика, глядя на брата большими серьёзными глазами.
- У-у... - с досадой промычал Вася, но тут из прихожей вернулась мама,
схватила сестрёнку в охапку и они, наконец, ушли.
Вася читал ещё минут двадцать; потом, взглянув на часы, с сожалением
закрыл книгу - пора было идти в школу. Уже одевшись, он вдруг вспомнил
про письмо. Он достал конверт, сунул в него рисунок, подписанный внизу
большими печатными буквами "В КАЖДОМ РИСУНКЕ - СОЛНЦЕ" с небольшой
сопроводительной запиской, написанной мамой, заклеил его, налепил марку
и быстренько написал адреса получателя и отправителя. А так как было
Васе всего двенадцать лет и был он увлечён, как и большинство мальчишек
его возраста, чтением детективов, то и голова его была забита всякими
Юлиан-Семёновыми, Шерлок-Холмсами и прочими пляшущими человечками. Ну, и
нацарапал он совершенно автоматически в графе "Кому" вместо "Москва,
Шаболовка, 37" - "Москва, Петровка, 38". Индекс получателя он не написал
вообще - забыл. По дороге в школу он затолкал письмо в почтовый ящик
местного поселкового почтового отделения.
Сотрудник почтового отделения, работник опытный и отзывчивый, привыкший
к тому, что сельские бабули-дедули не всегда могут совладать со
внесением в специальные квадратики специальных цифирок индекса, привычно
заглянул в свой каталог и вписал индекс почтового отделения, к которому
относилась Петровка, 38. Тем более, что обратным адресом был указан
адрес местного участкового - кто знает, может, тот решил отправить
какую-нибудь информацию в обход официальных каналов?
Сотруднице МУРа, отвечавшей за корреспонденцию, после того, как она
распечатала письмо, потребовалось ровно двадцать секунд на то, чтобы
разобраться в ситуации - несомненная ошибка. Но у неё у самой была
маленькая дочурка и она, вместо того, чтобы отправить письмо в мусорную
корзину, вложила его в новый конверт, написала правильный адрес -
"113162, Москва, Шаболовка 37, "В каждом рисунке - солнце" - и,
привычным движением тиснув фирменный штемпель Московского Уголовного
Розыска, отправила письмо в ящик с исходящими и тут же о нём забыла.

Через пару дней на телестудии состоялся разбор предстоящих полётов...
- А я говорю - покажешь! - с ненавистью глядя на конверт со штемпелем,
говорил режиссёр телепередачи.
- Да?! А что я в сопроводиловке сказать должна?! - нервно затягиваясь
сигаретой, парировала ведущая, - А? "А этот рисунок нам прислала
Машенька из МУРа? Которая, когда вырастет, хочет работать как и её мама
- дояркой?" Так, что ли?! Да вы только на это посмотрите! - и она сунула
режиссёру под нос злополучный рисунок.
На рисунке была изображена корова величиной с дом. То, что это именно
корова, можно было понять только по рогам и тщательно нарисованному,
многажды обведённому коричневым карандашом огромному вымени. Особенно
выделялся на этом вымени один сосок, явно пририсованный позже остальных
- он торчал как-то в сторону и был обведён совсем уж жирно. Несомненно,
ребёнок, добиваясь максимальной реалистичности, неоднократно бегал в
коровник, чтобы уточнить количество коровьих сисек (совсем, как Остап
Бендер со своим "Сеятелем").
Под выменем стоял подойник величиний с детское ведёрко, а само вымя
обнимала тонкими дугообразными руками какая-то сидящая на табуретке и
плотоядно ухмыляющаяся тётька.
- Млин... - скрежетнул зубами режиссёр,- совсем они там охренели... А
это кто? - Он ткнул пальцем в чувака в фуражке и с погонами, который
маячил на рисунке на заднем плане, в уголке, как раз под лучами
непременного солнца.
- Не знаю... Папаша, наверное - кто же ещё? - ответила ведущая и
предложила:
- Послушайте, может им позвонить? Надо же как-то разобраться...
- Позвонить? А, может, лучше персонально туда поехать? - сказал режиссёр
(а про себя подумал: "С вещами, блин..." - он недавно купил дачу).
- Ладно. В общем, так: ты - он ткнул пальцем в сторону ведущей -
покажешь рисунок и скажешь просто - девочка живёт в Москве. А ты - он
ткнул пальцем в сторону лохматого кинооператора, который до того, жуя
импортную жвачку, с интересом наблюдал за дискуссией - смотри мне! На
этот рисунок - не более пяти секунд. Тем более, что запись. Сделаете.
Всё.

... - Папа! Папа! - девочка выбежала навстречу вернувшемуся с работы
отцу, - мой рисунок по телевизору показали!
Отец подхватил её на руки.
- Только они почему-то сказали, что мы в Москве живём, - щебетала она.
- Да? В Москве? Ну, это они что-то напутали, тюхи... - сказал отец, и,
глядя в лучащиеся счастьем глаза дочери, прошептал:
- Ах ты, солнышко ты моё...