Утро в Простоквашино выдалось пригожее.
- Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь... - Матроскин почесал себя за ухом и зевнул, - Ты его Хватайкой кверху держишь, а его надо Хватайкой на язык класть. Тогда вкуснее получится.

Дядя Федор голову со стола поднял, изо рта остатки бутерброда вытащил и посмотрел на кота мутными глазами. Кот в фокус не попал. Дядя Федор сжал тогда гудящую голову руками, произвел освежающий стон класса "от прям щас убить бы какую-нить полосатую тварь" и сумел, наконец, поймать кота в фокус. Тот вздрогнул и зажмурился.
- Слышь, Матроскин, - голос дяди Федора напоминал отелятельное мычание Мурки, - Фигассе ваша корова молоко дает.. Из него только сгущенку делать и котов в ней топить.

- Что ж за характер у тебя такой?! - укоризненно заметил Матроскин и, на всякий случай, пересел подальше, - У мужчины характер должен быть легкий, заухомпочесательный, а у тебя - тяжелый, вжидкостиутоплятельный. Куда это годится? С пол-литры... молока-то!
Но тут в дверь постучали. Матроскин живенько со стула соскочил и открывать побежал. Распахнул дверь - а там бобер стоит и мокрого Шарика на плече держит.
- Вот, - говорит, - я вашу Муму из реки вытащил. Делать мне больше нечего, только пса этого спасать. Вы уж в следующий раз в болоте его топите.
- А я не просил меня спасать, - стонет Шарик, - Я, может, хотел утонуть. Лучше умереть Муму, чем жить Филей, между прочим.
- Каким еще таким Филей? - спрашивает дядя Федор и квасу отхлебывает.
- А таким! - отвечает Матроскин, - Это он потом Муму стал, а сначала ты кричал, что он - Филя из "тети Тани" и все пытался его на руку надеть.
- Прости меня, Шарик! - говорит дядя Федор и еще квасу отхлебывает, - Это все Матроскин со своим молоком. Говорила мне мама, чтобы я мясо молоком не запивал.
- Да ладно тебе, - машет Шарик лапой, - Я вот Матроскину тоже говорил всякую дрянь молоком не называть... А он мне национальные индейские избы на печи рисует..

Тут в дверь снова постучали. Шарик дверь открыл - а там Печкин пришел. Завтракать. Уселся сразу за стол и говорит:
- Дайте мне вон то жареное крылышко. Уж больно оно апетитное! - и захрустел сразу крылышком. А потом спрашивает, - Куда это Хватайка пропал? Без его "ктоэтотама" мне кусок в горло не лезет.
И проглотил, к слову, кусок-то. Матроскин на Печкина посмотрел так неприязненно и отвечает:
- Это, конечно, не ваше собачье дело, товарищ Печкин, но последнее упоминание о галчонке вы только что слопали. Может, вам еще телятинки приготовить?
- Какое еще упоминание? - опять спрашивает дядя Федор.
- А такое! - отвечает Матроскин, - Сам же вчера кричал, что дичь должна брюхо ласкать, а не слух раздражать.
Смутился дядя Федор ужасно и говорит:
- Это я отвык от деревенской жизни, наверно. В городе все по-другому. Там я по утрам сам себе кашу варю, а потом весь день с пылесосом вожусь. Мне его мама на совершенолетие подарила.
- Эх, дядя Федор, дядя Федор, - говорит Матроскин, - Жениться тебе пора. Шутка ли - тридцать лет уже.
- Я бы рад! - отвечает дядя Федор, - Но мама говорит, что от жены пользы никакой. Одни неприятности. Другое дело - пылесос, сплошная польза. Или женись, говорит, вон на Матроскине, если приспичило - тот хоть хозяйственный. И варенье варит, и на машинке шьет.
Матроскин тогда еще дальше отодвинулся, за Печкина, и оттуда спрашивает:
- А папа что говорит?
- Папа ничего не говорит, - отвечает дядя Федор, - Папа сначала целыми днями в углу сидел, человечков из желудей мастерил. А потом в Сочи сбежал. Два года уже вернуть не можем - у него еще три новых платья осталось.
- Мне ваш папа сразу не понравился, - подает голос Печкин, - Я еще когда говорил, что его надо в поликлинику сдать, для опытов.
- Нет, я-таки сейчас его щелкну.. из фоторужья, - рычит Шарик, - Вот ведь гнусный тип какой, даром что почетный пенсионер.
- Не надо его из ружья, - возражает Матроскин, - Давай лучше гуталином его вымажем и в председатели изберем. А он нам цены на молоко поднимет.
- Не надо меня гуталином, - вмешивается Печкин, - Я, может, только жить начинаю. Тоже в Сочи поеду.

Тут снова стук раздался. Шарик к двери пошел и спрашивает:
- Кого там еще нелегкая принесла?
- Не нелегкая принесла, а горькая унесла, - отвечает Матроскин и на дядю Федора показывает. Тот уснул, пока суть да дело, и об стол головой стукнулся.
- И что же нам делать? - растерялся Шарик.
- Вот что, - говорит Матроскин, - С этого момента Федора перестаем называть "дядей", а самогон - "молоком". Тащи сюда свое фоторужье и ноутбук. На сайт знакомств пойдем - будем давать заметку про нашего мальчика.