Телефон, который я предусмотрительно не взяла с собой в ванную, разрывался на все лады уже полчаса. Судя по мелодиям, подруга вначале звонила (телефон говорил аденоидным голосом "Здравствуй дорогой друг. Пойдём бухать?", а потом слала смс-ки.

Я же решила дожидаться звонка в дверь. Тем более, что он не заставит себя долго ждать.

И дождалась. И даже успела намотать на себя полотенце, и открыть входную дверь.

— Собирайся! — Её глаза горели нехорошим огнём. — Быстро, я сказала! Он позвонил! Ты понимаешь? Паша позвонил! Его Пашей зовут, представляешь? Павлик… Павлушка… Пашунечка! Чего стоишь? Башку суши! Он нас в гости пригласил. Потому что скромный. Не хотел, чтобы я подумала, будто он хочет мной воспользоваться бессовестно. А галантно сказал: „Приходите, Дарья, с подругой своей“. Вот так именно и сказал.

Я молча вытирала полотенцем жопу, и с тоской смотрела в никуда. За все несколько лет, что я знаю Дашку, ТАК у неё колпак снесло впервые. Попереться в гости к явному маньяку, герою среди неполноценных обитателей Мамбы.

Через три часа мы с подругой стояли у Пашиной двери. Я ковырялась в носу и зевала, а Дашка нервничала:

— Слушай, что-то у меня живот разболелся — сил нет. От нервов что ли? У тебя с собой вечно в сумке вся аптека — дай таблетку.

— Успокоительное? — Я открыла сумку.

— Опиздинительное, блядь! — Дашка покраснела. — Поносоостанавливающее!

— А нету. — Я захлопнула сумку. — Ты вчера последнее сожрала, фабрика жидкого говна. И перестань трястить — смотреть тошно. Звони уже.

Она побледнела, быстро перекрестилась, и вдавила кнопку звонка.

Щёлкнул замок, и на пороге возник Пашунечка, которому, судя по цвету его лица, тоже требовалось поносоостанавливающее.

— Дарья? — Спросил прыщавый рахитичный щенок, который и был героем Дашиного романа.

— Да-а-а-а, это я… — Провыла подружка, и семенящими шажками рванула в жилище своего возлюбленного, где затравленно начала открывать все двери подряд, пока не скрылась за нужной.

— А это я. — Я вздохнула, и потрепала полуобморочную тушку по щеке. — Пойдём, самовар вздуем, родимый.

Самовар мы вздувать даже не начали, как у меня в сумке раздался голос: „Здравствуй, дорогой друг. Пойдём бухать?“

— Меня вызывает Таймыр. — Веско доложила я Паше, и вышла в прихожую.

— Чего тебе? — Рявкнула я в трубку, одновременно дёргая ручку на двери в туалет.

— Воды-ы-ы-ы… — Стереозвуком в оба уха ворвался её стон.

— Какой, блядь, тебе воды, уёбище поносное? — Я слегка занервничала. — Ты в сортире сидишь, квазимода! Хоть упейся там из бачка! Хоть жопу мой! Хоть ныряй бомбочкой! Долго я буду с твоим гуманоидом тут сидеть? Я его боюсь, у него глаз дёргается, и вилы на кухне стоят, прям возле холодильника.

Раздался щелчок, и дверь туалета приоткрылась. Я расценила это как предложение войти, и вошла.

И очень зря.

— У Паши воды нет! — Простонала с унитаза Даха, и заплакала. По-настоящему.

Мне стало не по себе. Присев на корточки, я схватила её ладони, и начала их гладить, приговаривая:

— А мы ему купим водичку, милая. Купим пять литров, и он попьёт. Он не умрёт, ты не переживай. Я сейчас сама…

— Дура, блядь! — она выдернула из моих рук свои ладони, и трагически воздела их к небу. — У него воды в доме нет! Вообще! В кране нет, в трубах нет, и в бачке унитазном, соответственно, тоже нет, я проверила! Но поздно. Ничего уже не исправить.

С этими словами Дарья вновь завыла как оборотень.

— Ты насрала? — Я начала издалека.

— Нет! — На ультразвуке взвизгнула подруга. — Я не насрала! Я навалила мамаев курган! Я, блядь, сижу на его вершине! Что делать-то будем, а?! Как мы кал утопим?

Честно сказать, я много раз в своей жизни попадала в дерьмовые ситуации. В дерьмовые и идиотские. Но это ведь было до сегодняшнего дня. Нужно было что-то делать. И срочно. Потому что у подруги истерика, а у Паши-гуманоида вилы на кухне, нехороший взгляд, и нет воды.

Я поднялась с корточек, и твёрдо сказала:

— Короче, я пойду за водой, а ты пока закидывай свой курган салфетками. Иначе мы его не потопим.

Дашкин красавец со взглядом Джека-Потрошителя, сидел на кухне, крепко прижав к себе вилы, отчего я не решилась подойти к нему близко, и крикнула из прихожей:

— Что-то жажда меня одолела, Паша! Дурно мне что-то. И подруге тоже подурнело малость. Нервы, духота, чувства — сам понимаешь. Не найдётся ли у тебя стаканчика водицы? Литров пять-десять?

— Пепси есть. — Паша не отпускал вилы, и пугал меня ещё больше чем туалетная проблема. — И пиво Очаковское. Пол-литра осталось ещё.

— А как же ты срёшь, Пашенька? — Действовать надо было решительно. Подругины стоны из туалета доносились всё сильнее и сильнее.

— К соседям хожу. — он поднял вилы, и постучал ими в потолок: — У нас по всему стояку воду перекрыли, уж три дня как. У соседей снизу трубу прорвало.

— Заебись. — Я широко улыбнулась. — Дело крепко пахло говном. Причём, в прямом смысле. — Пепси я не пью, а у Дарьи с пива отрыжка. Нам бы водицы обычной. И побольше. Сгоняй-ка в магазин, котик. А мы тут с Дашей пока закуску постругаем. Ну, что стоишь? Бери свои вилы — и пиздуй.

Паша кивнул, бережно прислонил вилы к холодильнику, и вышел из квартиры, закрыв нас с обратной стороны на ключ. А ведь я была уверена, что он неизлечим. Приятно иногда ошибаться в лучшую сторону.

— Ну что? — Высунулось в прихожую заплаканное Дашино лицо. — Я всё закидала. Когда топить будем?

— Через пять минут. Расслабься, и постарайся больше не срать.

— Мне кажется, я больше никогда уже срать не буду… — она всхлипнула, и снова скрылась в своём убежище.

Через пять минут я постучалась к ней, и принесла ей счастье.

— Держи. — Я бухнула на пол пятилитровую канистру „Святого источника“, а она отшатнулась.

— Блять, неудобно-то как… Святой водой говно смывать.

Я устало присела на край ванны, и достала из кармана сигареты.

— Слушай, ты или туда, или сюда. Или мы смываем говно „Святым источником“, или я ухожу домой, а ты объясняй своему кавалеру, почему ты навсегда остаёшься жить в его сортире.

Она секунду боролась сама с собой, а потом с усилием подняла канистру над унитазом.

— Куда-а-а?! — Я вырвала у Дахи тару с водой. — Он второй раз в магазин не пойдёт, он нас вилами подхуячит! С умом воду трать, дура. Давай, я буду лить, а ты ёршиком помогай.

Последующие пять минут мы с ней совместными усилиями топили кал.

Кал не топился. Более того, кал начал вонять. А на что стал похож унитазный ёршик — я даже рассказывать не буду.

Стук в дверь заставил нас с подругой вздрогнуть.

— Дарья, а вы там уже попили? — Раздался голос за дверью.

— В любой другой ситуации я бы сейчас ржала как ебанутая. — Тихо прошептала подружка, и зачавкала в толчке ёршиком как толкушкой для картошки. — Но кажется, у меня сейчас будет истерика.

— Не будет. — Я подлила в её пюре святой воды, и крикнула:

— Допиваем уже третий литр! Скоро выйдем!

За дверью что-то заскрипело. Видимо, Пашины мозги. Скрип был слышен минуты полторы, а потом снова раздался голос. На этот раз вкрадчивый:

— А вы там точно воду пьёте?

— Нет, мы подмываемся! — подруга воткнула ёршик в унитаз, и выпрямилась. В выражении её лица угадывалась решимость. — Ты же хочешь ебаться, Павлик?

Я мысленно перекрестилась. Одной проблемой меньше, её слабоумие чудесным образом самоисцелилось.

— А вы сами хотите? — Последовал еврейский ответ из-за двери.

— Мы-то? — Даша кивнула мне головой, давая знак, чтобы я снова подлила в пюре водицы. — Мы, Паша, тут уже полчаса ебёмся, ты не представляешь как. Я три раза кончила, а Крис раз пять, не меньше.

Я посмотрела на неё с благодарностью, и снова начала лить воду.

За дверью опять послышался скрип мозгов, потом сопение, и, наконец, звук расстёгиваемой молнии…

Мы с подругой переглянулись.

— Блядь… — Тихо сказала Даха, и села на край ванны.

— Сука, он сейчас дрочить будет… — Внезапно во мне открылся дар предвидения.

— Эй, девчонки? Чего молчите? Кто сейчас кончает? — В голосе Паши послышалось нетерпение. Подруга растерянно посмотрела на меня.

— Даха, у него вилы… Вот такущие, бля.

— Тогда начинай. — она снова яростно заработала ёршиком, а я заголосила:

— Да, зайка, ещё! Давай, малыш, не останавливайся!

— Киску! Киску лижите! — Исступлённо орали за дверью, и чем-то чавкали.

— Какая у тебя киска, Крис! — Заорала Дашка, затрамбовывая своё пюре в унитазную трубу. — Как она свежа! Как нежна! Как лыса! Кончи мне в рот, маленькая сучка!

— Кончаю-ю-ю-ю! — Заорала я, и одним махом опрокинула всю оставшуюся воду в унитаз.

— Я тоже кончила. — Дарья заглянула в толчок, и покачала головой. — Штирлиц, вы провалились. Кал не утонул.

— Оу-у-уа-а-а-а-а-ы-ы-ы-ы, мама-а-а-а-а!!!! — Послышалось из-за двери, и Даша бросила на пол ёршик.

— Дёргаем отсюда, Кристюха. Дёргаем, пока он не отошёл. На счёт „Три“. Раз… Два… Три!

Подруга резко толкнула вперёд дверь, и выскочила первой, наступив на скорчившегося у туалетной двери Павлика. За ней рванула я, краем глаза отметив, что выход из квартиры находится гораздо ближе, чем вилы.

На улице, пробежав метров сто от Пашиного дома на крейсерской скорости, мы с Дашкой притормозили у детской площадки, и бухнулись на лавочку рядом с пожилой женщиной с вязанием в руках.

— Это пиздец. — Первой заговорила Даха.

— Это пиздец. — Согласилась я, и замучено посмотрела на пожилую женщину с вязанием.

— Бабушка, тут какашками пахнет! — К женщине подбежал ребёнок лет шести, и они оба подозрительно посмотрели на нас.

Это финиш…