было мне этак лет девять, и жили мы тогда с родителями в одном поселке в большом доме, а сотне метров от дома был берег реки. Как раз на день рождения к отцу приехал брат, большой шумный мужик, который сразу заполнил дом своим весельем и громогласным голосом. Мать только-только купила у знакомых породистого поросенка два месяца от роду, за большие деньги, и притащила его в хату, чтобы мы с отцом за ним последили, чтобы он никуда не делся. А мать в связи с приездом брата отца бежит за продуктами.
И вот мой дядя и отец предаются воспоминаниям, отец успевает достать из погреба бутылку водки, назревает веселье, а я играю с поросенком, который уже ухитряется залезть на стол и цок-цок копытцами по столу перед пьющими мужиками, которые иногда угощают его своей закуской. Потом про поросенка мы на время забываем, мне он успевает надоесть за несколько минут, а мужикам, разумеется, и вовсе не до него. В общем, где-то минут через двадцать мы слышим душераздирающий крик поросенка откуда-то со двора.
Отец с братом выскакивают на двор, я за ними. Поросенок вопит, не переставая, и его вопли доносятся из деревянного сортира. А получилось так, что поросенок ухитрился выскочить наружу, на двор, и привлеченный заманчивым запахом, залез в сортир и провалился в самую дырку, в огромный жбан с дерьмом, который находился под дыркой. Отец вспоминает наказ матери насчет поросенка и с тоской понимает, что поросенка прийдется из дерьма доставать и даже отмывать. У отца с войны была деревянная нога, он не мог наклоняться, и поэтому в яму по всему нужно было лезть моему дядьке.
Будучи немного выпивши, дядька сопротивляется шумно, с матюками, но недолго. Он только просит отца держать его за ремень покрепче, пока он полезет в дыру. Дыра была широкая, как раз ее диаметра хватало для дядькиных плеч. Дядька встал на колени, отец держит его за ремень, я - отца. Дядька лезет в дырку и уже нащупывает истерически вопящего поросенка. И тут в самый неподходящий момент пряжка у ремня ломается, ремень остается в руках отца, а дядька, уже ухвативший вывалянного в дерьме поросенка, проваливается по пояс в дыру и начинает дрыгать ногами.
Отец, недолго думая, хватает его за штаны, я помогаю, мы буквально выдергиваем дядьку из жбана с дерьмом и отпрыгиваем назад. Зрелище впечатляющее. Картина, достойная кисти Курыниксов, что-нибудь под названием алес капутт. Ниже пояса дядька чистый, но выше пояса дядька просто неузнаваем, потому что представляет собой сплошную кучу дерьма. С него капает. От него несет так, что я вот-вот грохнусь в обморок. Мы с отцом медленно отступаем. И тут там, где по всему должна находится голова, появляется небольшая черная щелка и мы больше угадываем, чем слышим сдавленные дядькины слова, так как он говорит, стараясь не разжимать губ "Река... вашу... мать..." У отца начинается припадок дикого веселья. Отец ржет, как сумасшедший. а дядька, вывалянный в дерьме, растопырив руки, стоит и ждет, когда отец успокоится.
Отец находит лопату, не решаясь дотронуться до дядьки и лопатой потихоньку направляет дядьку к реке. Через десять минут странная процессия достигает берега, и в воду падает, словно бомба огромная куча дерьма, внутри которой находится мой дядька.
Когда дядька выныривает из реки, он первым делом ревет "ВОДКИ!!!" Отец ведет его в дом и достает еще две бутылки. Одну бутылку дядька, плача, выливает на себя, другую - внутрь. В этот момент как раз возвращается мать и интересуется, почему в доме несет гавном и где поросенок. Батюшки! Про поросенка-то мы уже забыли и он теперь лежит, бедный, там, откуда, даже если бы мы его и ухитрились достать, то не решились бы запечь в печке. Такая вот история.