Из воспоминаний матерого КГБ-шника. Служил он в том управлении, что выслеживало и ловило диссидентов.
Вышли они как-то на очередного «клиента» – какой-то то ли художник-абстракционист, то ли поэт-самиздатник. Но явная сволочь. Во-первых, еврей, а за это уже привлечь можно. Во-вторых, тунеядец, отчего и беден, как церковная крыса. В-третьих, интеллигент – тоже подозрительно. А в-четвертых, о нем временами клевещут на Родину вражеские голоса. Ну не гад ли?
Поступила задача: тайно провести у поэтического художника обыск, чтобы он, значит, ничего не просек и какого-нибудь подрывного Набокова попрятать не успел.
«Слава КПСС!» – ответили герои, глянули на торчащего посреди площади Феликса и побрели на квартиру.
Ну, как положено, установили внешнее наблюдение, то, се, вычислили, когда «объект» из дому уходит (не иначе, негодяй, на тайные явки шастает). Приступили к операции. Бог ты мой, да на ту дверь с замочком и смотреть-то боязно – того гляди от напорного чекистского взгляда внутрь вывалится. Ну, значит, они тот замочек специальной железочкой ковырь, ковырь – а он, гад, не поддается. Они еще – ковырь. И еще не поддается. Да что же это делается! Вынести эту дверь сапогом к чертовой матери, а нельзя – обыск-то тайный. Ушли, чертыхаясь, ждать новой отлучки антисоветчика на сходку.
Во второй раз явились с сугубым специалистом, а тот – с особым чемоданчиком. Тьфу, тьфу, дело плевое, только беспокоите зря. Сейчас мы замочек этот... А вот хрен тебе, не открывается! И так его, и эдак – а замок щелк-пощелк, вроде крутится, а дверь не отворяет. Не поверите, четыре раза приходили. И вскрыли, наконец, и – естественно – ни фига не нашли, кроме расстеленной передовицей кверху «Правды» с пятнами от селедки.
А замочек-то что? А ничего. Не работал он вовсе, сломан был начисто! Эта крыса интеллигентская, выходя из дому, дверь ту к косяку шурупом прикручивал. Ну не гад ли?!