— А ну-ка, постой, — сказал Гришкин. — Стой, не дергайся!
И он снял с моего рукава длинную белую нитку.
— Ого! — загоготал Мишкин, — Блондиночка вбабахалась. А говорил — не любишь блондинок.
— А это не он их любит, — встрял Машкин. — Это они его. Чем меньше мы блондинок любим, тем больше нравимся мы им, Хи-хи-хи!
— Минуточку, — сказал Гришкин и стал мотать нитку на палец.
Нитка кончилась на «Л».
— Лена, — сказал Мишкин. — Или Леля. Ну влип ты, старик.
— Да это не он влип, — уточнил Машкин. — Это она влипла.
— Ох, и трепачи вы! — сказал я. — Ну и трепачи. В этот момент подошел мой троллейбус.
— Пока, — сказал я и прыгнул на ступеньку.
— Эй, а нитку! — крикнул Гришкин.
— Оставь себе! — махнул рукой я.
— Везет же некоторым, — завистливо вздохнул Машкин.
— В такого крокодила и влюбилась блондинка.
— Сам ты крокодил! — обернувшись, сказал я. Впереди меня в троллейбусе стояла блондинка. «Начинается! — усмехнулся я. — Хорошо, что этой банды рядом нет».
И стал смотреть в окно.
Лицо блондинки отражалось в стекле. Она была ничего.
Миленькая.
«Интересно, как ее звать?» — подумал я.
Тут парень, стоявший еще дальше, поднял руку с билетами и крикнул: «Я взял!»
Блондинка кивнула.
Муж, — догадался я. — Или жених. Ну что она в нем такого нашла? Правда, высокий. И широкоплечий. Лицо благородное.
А нос все-таки подгулял. На боку чуть-чуть нос.
Даже здорово на боку.
Так в ухо и целит.
Собственно, трудно понять, где нос, а где ухо.
До чего женщины бывают неразборчивы!