Овощ

Наталья Ивановна сидела на своей крохотной кухне, пила отвратный дешевый чай, трижды женатый за прошедший день, и рассматривала правый тапок, предаваясь мучительным раздумьям о своей жизни. Взгляд привычно сам собой перемещался по квадрату тапок – окно пятого этажа, непригодное для суицида, благодаря кустам внизу – турник между коридором и кухней – газовая плита. В последнее время набожная Наталья Ивановна всерьез задумывалась над тем, как бы эстетичней и безболезненней покончить с собой.
– Ната! – хриплый, сдавленный голос, в котором было мало человеческого, а одно лишь болезненное, раздался из дальней комнаты.
– Уссался? Блядь! Когда ты, сука, сдохнешь уже! Да, ты уж сдохнешь! Скорее, мы все тут сгнием в твоем говне, чем ты нам по-человечески жить дашь!
Наталья шипела сквозь зубы, ярость и жалость к себе тысячами пауков щекотали внутри. Иногда, по ночам, когда он спал, Наталья подходила к кровати и примеривалась, то с проводом от магнитофона к его шее, то с молотком к голове. Но не хватало духа. И тогда он уходила, всё более убеждаясь, что так и будет волочь этот говняный, несусветный крест до самой смерти.
***
Когда-то давно, в прошлой жизни, Натуля была совсем другой. Сейчас она была все еще красивой, но уже явно более чем сорокалетней женщиной, а тогда...
В эпоху застоя она была почти счастлива. Папа, директор завода, обеспечивал семью по высочайшему классу. У нее были самые модные шмотки, привезенные неведомыми друзьями-дипломатами из-за границы, новейшая техника, рискованная модная музыка, отличный профессиональный фотоаппарат и множество друзей, тоже ни в чем не нуждающихся, но далеких от той роскоши, какая была в их доме. Зависть приятелей и приятельниц только добавляла остроты ее счастью.
Наталья абсолютно серьезно думала, что так будет всегда. Представления о браке у нее тоже были своеобразные. Она привыкла видеть холеную маму, театралку, модницу и неженку. Отца, заботливо наглаживающего форму и гольфы дочери, доброго, безотказного и слепо обожающего жену. Тогда она решила, что так и надо, что так всегда и у всех. И, естественно, в 19 лет собралась выйти замуж.
Они были очень красивой парой. Гарик – начальник кадрового отдела городского УВД, сильный, яркий, смелый, с безупречным южным загаром и волосами чуть длинней, чем положено. Она – сама нежность, хлопотливая хозяйка, увы, толком не умеющая сварить макароны, начинающий фотограф. Восторгу не было предела целых два года, до рождения дочери. Они оба оказались не лучшими родителями. Дети много плачут, пачкают горы пеленок, требуют много внимания. Наталья несколько распустилась от всей этой возни, без особой радости села дома и смирилась. Гарик же просто не мог выносить постоянного детского плача и всей этой домашней скуки. У него были свои планы на жизнь. Пить с друзьями из управления было гораздо интересней, да и до баб он был большой охотник.
Трижды Наталья снимала его с каких-то отвязных теток, приезжая на квартиры, надоумленная доброжелателями. Трижды прощала. А потом стало как-то безразлично. Гарик дома срывался на нее при первом же упоминании ее родственников и необходимости "быть в семье". К тому времени, когда родился сын, семьи уже не было, было сплошь поле боя.
Развестись и остаться с двумя детьми было бы недопустимым позором, так ей казалось. И она терпела, скрывала от чужих глаз всю мерзость, какая была в их жизни. Водила детей в сад и школу, в музыкалку, на танцы и рисование. В них она вкладывала все, делала все, чтобы ими гордиться...
***
Хлопнула входная дверь. Дочка вернулась с работы. Значит уже половина восьмого и она пришла переодеться. Диана работала на трех работах и училась, лишь бы реже бывать дома, лишь бы не стать, как мать, никчемной безработной, бесплатной сиделкой при муже-овоще.
Диана, будучи еще подростком, возненавидела отца, из-за которого никого не могла пригласить в гости. Он вызывал у нее отвращение, граничащее с ужасом, и жгучий стыд, каждый раз, когда кто-то задавал ей вопрос об ее отце. Лет в пятнадцать она первый раз отхлестала его собачьим поводком за то, что он не попросился в туалет и насрал прямо в кровать. Ощутив свою силу и превосходство, она до двадцати лет чуть ли не ежедневно срывала на нем всё, что накопилось. Иногда била, иногда просто издевалась над ним, получая удовольствие, смешанное с еще большей злостью от того, как он безмозгло вылуплялся на нее и что-то бессвязно лепетал. Любимым развлечением было измазать ему рожу зеленкой, запхать что-нибудь в рот и подъебывать, глядя, как он мычит и хрюкает.
Наталья пыталась ее смягчить, но когда Диана была в ударе, то могла и врезать под дых матери, обвиняя ее, что она "глупая сука, за каким-то хуем вышла замуж за это жалкое мудачье". Школы танцев дали свои плоды, еще в восемнадцать лет Диана устроилась учительницей в детскую школу искусств. А через год ей предложили место танцовщицы в стрипбаре, престижном и достаточно дорогом. Платили хорошо, и она легко согласилась. Наталья отговаривала ее, но Дианка только смеялась над ее средневековой моралью.
Сын давно не жил дома, еще в двенадцать лет его отправили в кадетскую школу, как можно дальше от дома и всего, что в нем творилось.
Детям было не до мамы. У них были свои жизни, и тратить их на то, чтобы приглядывать за догнивающим отцом и вечно зареванной матерью, они не собирались.
Дианка цапнула бутерброд на ходу и убежала в свой бар. Совсем как тогда, только убегала она в музыкалку...
***
Дианка убежала в музыкалку, и Наталья села пить чай. Вечером обещала приехать свекровь, так что перед порцией унижения и тычков носом в то, что где не так, это была последняя возможность расслабиться. Только устроилась, ведь с чашкой в кресле, и зазвонил телефон. Не сильно торопясь, Наталья подошла к телефону, все еще с чашкой в руках.
– Наталья Ивановна?
– Да. А кто это?
– Вы только не волнуйтесь, но Вам надо приехать в третью клиническую больницу, в отделение скорой помощи, и возьмите с собой документы Георгия.

У нее подкосились ноги. От ужаса и радости разом. Так ему и надо, блядун хуев, пусть теперь в больничке валяется, мудак.
Если бы она тогда знала, чем обернется вся эта история с больничкой, никакие документы она бы никуда не повезла и объявила бы его без вести пропавшим, а еще лучше сама бы пропала без вести, где-нибудь у родни в России.
Потом недели летели, как часы. Капельницы, препараты, деньги, улетающие в никуда, его родня с заботами.
У Гарика случился инсульт, от бесконечного пьянства и летней крымской жары. Через год мучений, санаториев, профессоров, бабок и массажистов-экстрасенсов стало ясно, что надежды нет. Некроз мозга не лечится. Гарик стал овощем навсегда. Навсегда, до самой смерти она была прикована к говорящему говноисторгателю, который исправно жрал, толстел, но не ходил и обладал развитием пятилетнего ребенка-дауна. Вчера было восемь лет, как она гниет вместе с ним.
***
Наталья налила себе еще чаю, потом брезгливо сморщилась и вылила его в раковину. В коридоре опять стояла вонь мочи, в последнее время начал ссать, где попало, кот. Кот был пойман и отруган. Она оделась и собралась к его родне, за город, ненадолго забыть об этом ужасе, купаться в бассейне, играть в теннис, есть шашлык и болтать с племянницей, молоденькой злой девицей, которая умела развлечь даже труп, если хотела. Перед выходом Наталья заглянула в комнату мужа – он спал. Еще раз на миг задумавшись об убийстве, она вздохнула и быстро вышла из дома.
***
В доме стало тихо и темно. Эта жалкая сучка, наконец-то, свалила. Можно встать и размять затекшие за день мышцы, сходить в душ. Нет, все таки самое мерзкое в этом – это ходить под себя. Но это стоит того, чтобы посмотреть, как эти дуры носятся и орут с перекошенными еблами, едва не выворачивая желудки.
Гарик засмеялся. Подошел к полке с туфлями и обоссал туфли жены и дочери. «Кот у нее ссытся, бля!»
Он знал, что наверняка глубоко безумен, потому что иногда ему самому казалось, что он "овощ". Но это редко, и скорее из воспоминаний. Он действительно долго болел и не мог ходить, но когда эта мелкая блядь начала его пиздить чем попало, начала приходить чувствительность. Однажды она шваркнула его табуретом, и он потерял сознание, а когда очнулся, чувствовал себя значительно лучше и соображал абсолютно все. Целый год у него ушел на то, чтобы встать и пойти, но он тренировался, пока этой блядской породы не было дома. Теперь он вполне мог ходить, и был почти здоров, но эти суки, которые издевались над ним, больным и немощным, заслуживали наказания.
Гарик достал со шкафа медицинский справочник, а с балкона вынес ящик с инструментами...
– Интересно, а если позвоночник перебить чуть выше... Так, для младшей суки нужно много обезболивающих, а то сдохнет раньше, чем надо, от болевого шока, и еще зеленка... Значит, в аптеку.
Он захлопнул книгу, оделся и, улыбаясь, вышел из дома. Мысленно смакуя подробности того, как сделает из них овощей и припомнит им все, что было в эти восемь лет...

Резюме ;)Реальное резюме... | Ищет работу pr менеджер, копирайтер. Мужчина, 27 л...
Правила гопника1. Слушать всяческий рок категорически запрещается, т.к. его слушают только...

Комментариев: 20

Чебурашки имеют напомнить, что раздел называется "Приколы", если Вам знакомо значение данного слова.

:P хорошо хоть имеешь...
надеюсь, ты не думаешь, что это история из жизни????

В жизни и покруче бывает.

аха..не спорю...
на этот раз даже солидарна с тобой...

Оч. даже адекватные, сталкивался с ними и по жизни и по работе и по молодости в погонах (военных!!!) Ни разу мусора себя не повели как люди...или быдло дорвавшееся до оружия и неумеющие им пользоваться пришедшее туда для компенсации своего комплекса неполноценности, или хапуги готовые продавать всё в т.ч. жизни людей

Не обижайся за мой первый камент. Просто зашел поднять настроение после трудов тяжких, а тут ни разу не смешно и не прикольно. ;)

может и не смешно...спорить не стану...
но на мой взгляд, в этом что-то есть...

Близко к стилистике Хичкока.

ну точно не он придумал...

Вполне нормальная, правда циничная история...Мне такие нравятся