Дикий Запад. Маленький городок. Салун. В салуне висит транспорант "Хороший индеец - мертвый индеец", а под транспорантом лежит индеец, еще не мертвый, но уже хоорооший.
Дикий Запад. Маленький городок. Салун. В салуне висит транспорант "Хороший индеец - мертвый индеец", а под транспорантом лежит индеец, еще не мертвый, но уже хоорооший.
Жили-были старик со старухой. В доме престарелых. Обоим - по 96 лет. Оба на инвалидных креслах. И была у них горячая любовь. По вечерам они встречались в комнате отдыха. Старуха со страстью держала старика за член, и они смотрели телевизор часок-другой. Это и была вся любовь, но больше им ничего не было надо. Так продолжалось около года, но однажды старик не приехал вечером. Не приехал он и на другой вечер. Старуха решила, что старик умер, но на следующее утро она увидела старика, весело катающегося во дворе в своей коляске.
- Где ты был последние два вечера? - спросила старуха.
- Я должен тебе признаться - я был с другой женщиной, - ответил старик.
- Ублюдок! Нашел себе более молодую и красивую!
- Вовсе нет. Она не приятнее тебя и ей - 98.
- Значит, она не на каталке?
- Она тоже на каталке, и занимались мы с ней точно тем же, что и с тобой.
- Так что же есть у нее, чего нет во мне? - не унималась старуха.
- Болезнь Паркисона.
Рассказывает новый русский сынишке сказку:
- Едет Колобок на Меpседесе от дедyшки с бабyшкой.
- Пап, но ведь y него ни pyк, ни ног нет. Чем же он yпpавляет?
- Да хpен его знает. Hy, допyстим - банком...
Интеллигентный человек никогда не скажет: "Засуньте это себе в жопу".
Вместо этого он скажет: "На Вашем месте я бы занес это в анналы"
Ему во всем фатально не везло. Даже когда он решил свести счеты с
жизнью, то вместо снотворного выпил лошадиную дозу слабительного.
Две женщины одеваются в раздевалке.
Одна из них надевает семейные трусы.
Вторая спрашивает:
- С каких пор ты носишь мужские трусы?
Первая:
- С тех пор, как мой муж нашел их под кроватью.
- Слушай, а чего это танкисты кошку на броне возят?
- Да они прибор ночного видения пропили!
Больше всего шансов раздеть женщину имеет не тот, кто ее одевает, а тот, ради кого одевается она сама